Владимир по одному вытащил из танка братьев Василия и Валентина, заряжающего Фёдора Полежаева, уложил их на травке. Они, оглушённые встречным тараном, были без сознания.
А страшный бой продолжался и всё приближался к «разутой» «тридцатьчетвёрке» Кошляковых. Василий в ярости колотил кувалдой по проклятой гусенице, но один он ничего не мог сделать, да и вообще Т-34 надобно было сначала стягивать с опрокинутого «тигра», иначе ремонт гусеницы был бы бесполезен. И слёзы бессилия — вместе с обильным потом — катились по щеке танкиста.
Откуда-то со стороны Берегового вынырнула машина — «полуторка». Из кабины её выпрыгнула Фаина с сумкой медикаментов.
— Что? Что случилось? — на ходу закричала она. — Где Валентин, Владимир? Где он?
Владимир молча указал на лежащих без сознания танкистов. Фаина быстро осмотрела их и, облегчённо вздохнув, сказала, что они скоро очнутся, а сама склонилась над Валентином. Разглядев его ножевую рану, с которой соскочила повязка, она достала пакет, начала перебинтовывать плечо.
— Ах ты, мой миленький, — приговаривала она, — ах ты, мой родненький! Ну потерпи, потерпи немного… Я сейчас…
Со стороны хлебного поля показался пылающий танк Т-34. С него, выскочив из верхнего люка, спрыгнула одинокая фигурка. А металлический факел продолжал самостоятельно нестись к реке. До берега он не доехал: взорвались боеприпасы и башня «тридцатьчетвёрки» в одну секунду улетела далеко в сторону.
Увидев эту страшную картину, Фаина ещё сильнее прижала к себе ещё не пришедшего в сознание Валентина.
— Господи! — стонала она, орошая лицо Валентина слезами. — Да что же это такое творится!.. Мамочка ты моя родненькая!.. Помоги нам, господи!..
Владимир, ошеломлённый увиденным и оглушённый до сих пор тараном, молча, будто бы контуженный, смотрел на пылающий костёр «тридцатьчетвёрки», на приближающегося танкиста, минуту назад выпрыгнувшего из бронированной машины, которая теперь совсем не была похожа ни на танк, ни на что-либо другое.
— Зенин?… Никанор?… — Владимир вглядывался в подошедшего танкиста и с трудом узнавал его. — Это ты?
Тот криво усмехнулся:
— Я, конечно, а кто же ещё… Воды у тебя нет? Пить хочу — просто ужас!
— В фляге нет, кончилась… Да вот же, Никанор, река… Вот берег!
— Пойдём, Володя, попьём. Да умоемся. Устал я…
Они попили из Пела, сполоснули лица, и только тогда Зенин спросил:
— Видел, как меня?!
Владимир молча кивнул головой.
— Суки фашистские! — сквозь зубы сплюнул Никанор. — Чуть заживо не изжарили! А за что, спрашивается? За то, что я коммунист и исправно выполняю партийные поручения?…
— Не горюй, Никанор, мы вот тоже… Но разминулись…
— И… что? Все — насмерть?
Владимир улыбнулся:
— Не угадал, Никанор! Мы — Кошляковы — живучие! Смотри левее, вон гуда, за куст: лежат- отлёживаются гвардейцы, в себя приходят…
Зенин проследил за пальцем Владимира и тут же громко вскрикнул:
— Фаина?… Владимир, это же Фаина, а?… Фаина!..
А Фаина в это время была занята застонавшим, приходящим в себя Валентином. Она, низко наклонившись к нему, слегка, касалась губами его шеи, щёк, закрытых глаз, губ и что-то бессвязно шептала, сама плотно сомкнув веки.
— Фаина! — снова, но уже в отчаянии, воскликнул Никанор. — Фаина, посмотри на меня!
Фаина чуть приподняла лицо и, мельком взглянув на капитана напрочь отсутствующим взглядом, снова перевела взор на Валентина.
— Что?… — вдруг шёпотом спросил Никанор. — Что с нею случилось? Володька, зачем она так, ведь мы с ней… Зачем? Что случилось?
Владимир смахнул пот со лба, отвёл глаза в сторону.
— Знаешь, Зенин, по-моему, у вас с Фаиной было обыкновенное фронтовое увлечение.
— Что ты? Что ты мелешь, Кошляков?
— Я не мелю, а говорю тебе, кажется, всю правду.
— Какую правду? Ты что, дурак? Ты спятил? Какую ты мне правду говоришь?
— А такую: у вас с Фаиной, Никанор, было обыкновенное увлечение, а у Валентина с ней — настоящая любовь. Я только сейчас начал понимать это, но понимать — всем сердцем.
— Ты — дурак! — вскипел, переходя на крик, Никанор. — И городишь чушь! Понял: чушь! Сейчас ты в этом убедишься!
Он торопливо, спотыкаясь на каждом шагу, подскочил к Фаине, державшей по-прежнему на своих коленях голову Валентина, и выкрикнул:
— Фаина, посмотри мне прямо, в лицо! Скажи, ты кого любишь — меня или Вальку?
Фаина подняла на него глаза: тихо, но твёрдо сказала:
— Прости, Никанор, я ошибалась насчёт наших отношений.
— Что?!..
— Я поняла, что по-настоящему люблю только его, — Фаина нежно погладила волосы Валентина. — А теперь — иди…
Капитан Зенин, побледнел как полотно, скрипнул зубами и, грубо схватив Фаину за шиворот, рывком; поднял её с земли.
— Повтори! — прохрипев он. — Я не совсем понял, что ты сказала: повтори!
— Уходи, — повторила Фаина, — я не люблю тебя. Я. люблю только Валентина.
— С-сука! — задохнулся он и сильно оттолкнул её от себя.
Фаина на ногах удержалась, не упала, и это окончательно взбесило Зенина: Никанор выхватил из кобуры пистолет, щёлкнул предохранителем.
— Молись, сука! — яростно процедил он. — Я не позволю…
— Перестань! — схватил Зенина за руку подоспевший Владимир. — Перестань, Никанор! Будь мужчиной…
Зенин с непередаваемой злостью вырвал руку и в бешенстве обрушил рукоять пистолета на голову Кошлякова. Владимир вскрикнул и, прежде чем он беспомощно осел на землю, прежде чем хлынувшая из раны кровь застлала глаза, он увидел, как, выплёвывая свинец, судорожно дёрнулся в руке Никанора пистолет — раз… другой!.. — и ещё он увидел, как вдруг широко раскрылись удивлённые бездонные глаза Фаины, и как она, прикусив губу и схватившись одной рукой за живот, начала медленно падать, оседать на землю…
Владимир от удара по голове очнулся быстро и смахнув с глаз кровь, увидел поспешно переправляющегося через реку Зенина. Фаина лежала недалеко от Валентина, жалко свернувшись калачиком и не. подавала никаких признаков жизни.
— Стон, Зенин! Сволочь, стой! — закричал в отчаянии Кошляков и, выхватив из кобуры Фаины пистолет, бросился вслед за убийцей…
… Первым пришёл в себя Василии, за ним и все остальные. Валентин сразу же кинулся к лежащей без движения Фаине.
— Что с тобой? Фаина! — он повернул её лицо к себе. — Ты ранена? Ты…
Жизнь уходила из молодого и сильного тела девушки, и печать смерти уже постепенно окрашивала в свой специфический цвет её глаза. Фаина пошевелила губами, и Валентин близко наклонился к ней.
— Валя. — еле слышно донеслось до него. — В меня… Стрелял… Никанор…
— Что? Что ты говоришь? — вскричал, не веря услышанному, Валентин. — Ты не ошибаешься, Фаина?
— Нет… Я не брежу… Владимир… Отправился… В погоню. За ним…
