— Чёрт! — скрипнул зубами Валентин. — Что же делать, Вася?
— Ах! — досадливо закрутил головой Василий. — Здесь действительно разыгралась нешуточная трагедия, но мы, брат, не должны забывать и о нашем важном, непосредственном деле. Этот «тигр», — он кивнул головой на немецкий танк, — нам всю кашу испортил… Давай-ка, Фёдор, опять примемся с тобой за ремонт гусеницы. А Валька…
— Постойте, а как же быть с Фаиной? — в отчаянии спросил Валентин. — Она ж ведь… тяжело ранена!
Ребята ничего не успели ему ответить. Фаина огромным усилием воли подняла руку, провела ею по щеке лейтенанта.
— Я… люблю… тебя….. Прости…
Судорожная дрожь пробежала по телу прекрасной Фаины, и дыхание её остановилось.
Фёдор Полежаев опустил голову.
Вот и ещё одна молодая душа отлетела к Господу на небеса, — произнёс он печально. — Переселилась она на вечное Место жительства. Ну а тело… Тело надо похоронить…
— Да, — согласился Василий, — давайте похороним её по-человечески. А потом уж и за гусеницу примемся…
— А бой совсем рядом гремел, и с каждой минутой напряжение его неумолимо нарастало, закипало с потрясающей всех яростью и силой. И, казалось, что никому никакого спасения никогда и не видать. А в этом Богом проклятом сражении самая тяжёлая участь выпала на долю 29-го танкового корпуса генерала Кириченко, под началом которого и воевали братья Котляковы.
СТРАТЕГИЯ ДНЯ
Поле перед наблюдательным пунктом генерала Ротмистрова теперь уже просматривалось плохо, и переутомлённые покрасневшие глаза командующего армией предательски слезились. Он то и дело подносил к ним тщательно отутюженный платочек, протирая и их, и стёкла очков.
— Н-да, — шептал он сам себе, — возможность наблюдения, за полем боя практически сводится к нулю. Спасибо связистам и радистам: только благодаря им я узнаю о том, как в самом деле идёт сражение. Командиры корпусов пока чётко докладывают о действиях своих подразделений.
Да, командиры корпусов действительно не ленились слать подробные донесения о любых своих решениях, о превратностях местных боёв, а Ротмистров, раскладывая всё это по полочкам в своей умной голове и разрисовывая стрелами оперативную карту, уже представлял себе общий ход встречного танкового сражения.
Да, он согласен — полностью и бесповоротно, — что самый сложный и тяжёлый удар на себя приняли воины 29-го танкового корпуса генерала Кириченко, на командном пункте которого разместился его — Ротмистрова — наблюдательный пункт. Генерал Кириченко сейчас наступал вдоль железной дороги и, одновременно, вдоль шоссейной. Наступление корпуса сильно осложнялось тем, что против него генерал-фельдмаршал Манштейн бросил основные силы гаиковых дивизии СС «Адольф Гитлер» и «Мёртвая голова». Сошлись две гранитных горы, два могучих айсберга: немцы упрямо стремились к намеченной ими цели — во что бы то ни стало прорваться к Прохоровке, достичь её любой ценой. Корпус генерала Кириченко тоже проявлял упрямство и не хотел уступать гитлеровцам ни пяди уже обильно политой кровью земли.
Недавно докладывал командующему армией о нелёгкой обстановке полковник Линёв, возглавляющий 32-ю танковую бригаду, которая действовала в самом центре боевого порядка. Правда, Линёв не плакался на выпавшую ему долю, хотя и не хвалился, но Павел Алексеевич по его голосу понял — на этом участке гвардейцы не дрогнут, даже если им придётся умереть.
Батальоны 31-й танковой бригады, которой командовал полковник Моисеев, ожесточённо сражались справа от железнодорожного полотна. Им тоже было невыносимо трудно.
Разговаривая с Моисеевым по рации, Ротмистров спросил его:
— Товарищ полковник, насколько я помню, в вашем соединении должна воевать колонна танков «Москва»? Ну та самая, в которой танки построены за счёт средств, собранных тружениками Краснопресненского района.
— Есть у нас такая колонна, товарищ командующий, — ответил полковник, — и танки из столицы оправдывают вложенные в них средства краснопресненцев.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Павел Алексеевич, а сам— уже снова водил карандашом по карте, прикидывая — что и как.
А картина бушующего огненного сражения на данный момент представлялась генералу так. Подразделения 25-й танковой бригады, возглавляемой полковником Володиным, вели наступление на гитлеровцев во втором эшелоне. Их довольно-таки успешно поддерживал 1446-й самоходно-артиллерийский полк гвардии капитана Лунева. Несмотря на большие сложности, упорно продвигался вперёд 18-й танковый корпус генерала Бахарова. Бахаров только что доложил, что детально изучил особенности местности и пришёл к решению построить боевой порядок своего подразделения в три эшелона. Корпус Бахарова — и это очень понравилось Ротмистрову — наращивал силу удара, вплотную прижимаясь своим правым флангом к восточному берегу древнего Псла, занимая и закрепляясь на выгодных ему рубежах. В первом эшелоне корпуса фашистов атаковали 181-я и 170-я танковые бригады. Ими командовали два полковника — Пузырёв и Казанов. Во втором эшелоне были задействованы подразделения 32-й гвардейской мотострелковой бригады подполковника Стукова и 36-й отдельный гвардейский танковый полк. 110-я танковая бригада гвардии полковника Колесникова полностью составляла третий эшелон боевого порядка корпуса генерала Бахарова.
Ротмистрова оторвали от трудных раздумий над картой:
— Товарищ командующий, вас генерал Труфанов спрашивает!
— Соединяйте! — не поднимая головы, бросил Ротмистров.
— Павел Алексеевич, — сквозь шум и треск раздался знакомый до боли голос Труфаиова. — Вы в курсе, что на левом фланге положение у нас довольно-таки сложное? Мне только что доложили, что около семидесяти немецких танков, овладев Ржавцом и Рындинкой, крепко жмут 92-ю гвардейскую стрелковую дивизию 69-й армии. Гитлеровцы рвутся на север споро и со страшной силой.
— Что ж вы собираетесь предпринять, генерал? — сухо спросил Ротмистров. — Положение у нас, действительно, очень серьёзное.
— Я уже сосредоточил свой отряд в Больших Подъяругах, но, Павел Алексеевич, мне кажется, что этих сил для остановки противника явно недостаточно.
— Хорошо, я приму необходимые меры. И немедленно.
Ротмистров решил посоветоваться по этому поводу с Василевским. Маршал Советского Союза внимательно выслушал его.
— Я думаю, Павел Алексеевич, — сказал он, — что генералу Скворцову и полковнику Бурдейному следует поступить вот таким образом…
И маршал посоветовал следующее. Командир 5-го гвардейского Зимовниковского механизированного корпуса генерал Скворцов после совета Василевского получил приказание направить из района села Красное — для совместных действий с Труфановым — 11-ю и 12-ю гвардейские механизированные бригады; командир 2-го Тацинского танкового корпуса полковник Бурдейный обязан был спешно развернуть 26-ю гвардейскую танковую бригаду полковника Нестерова: развернуть в районе Плоты фронтом на юг и надёжно прикрыть левый фланг армии.
Ротмистров почему-то волновался за левый фланг. Волновался даже сейчас, когда подкреплять его ушли боевые подразделения из корпусов Скворцова и Бурдейного. Он хотел было на какое-то время расслабиться, как ему тут же позвонил командующий Воронежским фронтом генерал армии Ватутин.
— Павел Алексеевич, я приказываю вам немедленно объединить части резерва 5-й гвардейской танковой армии и 11-ю и 12-ю гвардейские механизированные бригады, а также 26-ю гвардейскую танковую бригаду в одну, в особую бригаду. Вы поняли меня?
