Никаноров оторвался от девушки и, то и дело оглядываясь, поспешил на зов. Около Гончарова остановился, ткнул ему пальцем в пуговицу гимнастёрки:
— «Кличут!» Не глухой, и с первого раза тебя, зануду, услышал… Пошли, посыльный!
Младший лейтенант Тришкин вызывал сержанта вот зачем. После длительного марша он решил заставить экипаж своей «тридцатьчетвёрки» проверить танк — мало ли что могло случиться в организме стальной машины за такой много— соткилометровый пробег. Вот и пришлось Никанорову, Татарскому и Гончарову «колдовать» над танком до самого вечера. Сам Тришкин куда-то отлучился на это время, на прощание сказав разочарованным членам экипажа словами Суворова насчёт того, что, мол, трудитесь, ребятки, — тяжело в ученьи — легко в бою.
Когда Тришкин вернулся, танк к бою был уже готов, а рядовые — заряжающий Гончаров, наводчик Татарский и оставшийся за старшего механик-водитель сержант Никаноров в расслабленных позах полёживали на траве у «Т-34» и покуривали.
— Ну что, орлы, всё на мази? — спросил младший лейтенант.
— Так точно, — козырнул в ответ Никаноров. — Комар носа не подточит.
— Понял. Так что не стоит и проверять?
— Воля ваша: хотите — испытайте, не хотите — не нужно. Но поверить на слово вы нам должны, не для дяди чужого ведь делали, для себя.
— Ну-ну, сержант, не обижайтесь. Я хоть и молодой, но всё понимаю.
Никаноров вздохнул и посмотрел командиру прямо в глаза:
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться по личному вопросу?
— Разрешаю. Обращайтесь.
Сержант немного смутился:
— Понимаете, вопрос настолько личный, что нам необходимо переговорить, как выражаются французы, тэт-а-тэт.
— Ничего себе! — громко, с деланным изумлением прошептал на ухо Татарскому Гончаров, а Татарский даже присвистнул.
Тришкин укоризненно посмотрел на них и, взяв сержанта за локоть, повёл его в сторону. Отойдя на приличное расстояние, они остановились.
— Ну, чего вам, сержант?
— Понимаете, товарищ младший лейтенант, я сегодня случайно встретил свою землячку… Короче, невесту… Она в медчасти здесь, неподалёку. Три года не виделись…
— Понял, — сказал Тришкин и, поглядывая вверх, в безоблачное июльское небо, крепко задумался, словно забыв о стоящем рядом сержанте, о его смущённой просьбе.
— Понял, — повторил он и, взглянув на часы, построжавшим голосом произнёс: — Я вас отпускаю, сержант. Но отпускаю всего лишь на час. Вы поняли меня? На один час…
В расположении медчасти Иван Никаноров свою Валю-Валюху не нашёл: куда-то умчалась на машине-полуторке за медикаментами. Но девчата заверили его, что через пару часов она будет на месте, так что, сержант, подруливай попозже.
Никаноров шёл по кромке поля, то и дело поглядывая вправо, туда, где виднелся курган. Там, если верить слухам, находился наблюдательный пункт Ротмистрова.
«А что, — думал сержант, — неплохая высотка для наблюдения, с неё все, как на ладони, вокруг видать…»
От кургана вырулил в сторону Прохоровки «виллис» и, набрав скорость, вскоре промчался мимо Никанорова, а затем свернул в сторону Беленихино. Времени было около семи часов вечера.
Сержанта остановили два связиста с катушками за плечами.
— Землячок, закурить не найдётся?
— Отчего же не найдётся, — и Никаноров полез за кисетом, щедро сыпанул махорки бойцам.
— Что-то начальство мотается, — он кивнул головой в сторону промчавшегося «виллиса».
Сворачивая самокрутку, один из связистов словоохотливо объяснил:
— А чего же им не мотаться — сражение на носу. Это Ротмистров с маршалом Василевским проехали, исходные районы осматривают. Василевского сам товарищ Сталин прислал, приказал ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской и в 5-й общевойсковой.
— Да? — удивился Никаноров. — И всё-то вы знаете!
— Служба, браток, у нас такая. Слышали мы, что командиры должны осмотреть позиции 29-го и 18-го танковых корпусов.
Другой связист раздражённо буркнул:
— Язык у тебя, Семён, что помело. Смотри, как бы не загремел ты из-за него под фанфары…
— Да брось ты, Яшка, везде тебе шпионы чудятся… Тебе только в СМЕРШе служить…
Не успел сержант дойти до расположения своего батальона, как «виллис» на бешеной скорости промчался обратно.
«Чего это он?» — подумал с недоумением Никаноров, но лишь позже от младшего лейтенанта Тришкина, узнал, что автомобиль с Ротмистровым и Василевским чуть не нарвался на подкрадывавшиеся к Прохоровке фашистские танки, которые затем остановили и заставили попятиться обратно.
В расположении танкового батальона, кроме Тришкина, сержанта поджидали майор Плетенюк и политрук Маматов.
— Ну что, сержант, как настроение? — спросил политрук.
— Обычное, боевое.
— Мы сегодня проводим в подразделениях собрания. А я слышал, что ты мечтаешь быть коммунистом. Так ли это?
Сержант вначале замялся, а потом ответил:
— Так точно. Хотелось бы пойти в сегодняшний бой коммунистом.
— Ну вот, — улыбнулся Маматов, — я другого ответа от тебя и не ожидал. Пиши заявление, а мы, в свою очередь, подготовим тебе рекомендации.
— Прошу прощения, товарищ политрук, но из нашего экипажа в ряды ВКП(б) хотел бы попасть ещё один танкист.
— Кто же он?
— Рядовой Татарский.
Майор Плетенюк при упоминании этой фамилии поморщился, словно от зубной боли, а Маматов посуровел лицом:
— Вы, сержант Никаноров, за себя расписывайтесь, а не за других. У рядового Татарского, к вашему сведению, очень уж подмоченная репутация. Вы знаете, кем был его отец?
— Нет, не знаю.
— А надо бы знать, сержант. Ну да ладно, пишите заявление о приёме и готовьтесь: будем вас принимать в члены партии.
Когда собрание завершилось, сержант Никаноров — теперь уже коммунист, — преисполненный произведённым на него впечатлением и совершенно новыми, доселе незнакомыми ему чувствами, долго бродил по расположению батальона.
Когда совсем стемнело, он вышел к небольшой рощице. И тут его из задумчивости вывели чьи-то приглушённые голоса — мужской и женский.
— Послушай, зачем ты сопротивляешься, — дышал часто мужчина. — Мы любим друг друга, а завтра я могу погибнуть.
— Не надо… Ну прошу тебя, не надо!..
— Перестань, дурочка… Не отталкивай меня…
— Пусти!.. Слышишь, пусти!.. Я ведь закричу!..
Женщина пыталась вскрикнуть, но, по-видимому, мужчина зажал ей ладонью рот, — так, по крайней мере, подумал сержант, — и в кустах отчаянно забарахтались. И тут Никаноров не выдержал, прыгнул в сторону барахтающихся тел, схватил мужчину за гимнастёрку, рывком приподнял его.
— А ну, гад, прекращай! — зло прошипел он, но тут мужчина локтем пребольно толкнул его в живот; и тогда сержант в бешенстве, со всего размаху ударил его в лицо.
