обозначающие ментальные состояния, не обладают теми же значениями, что и слова, обозначающие части центральной нервной системы. Утверждения тождества, в которых 'есть' употребляется для выражения состава, суть случайные, ибо их можно, не противореча себе, отрицать, и тот факт, что они не дефиниции, служит иллюстрацией того, что слова, связанные посредством 'есть', синонимами не являются. Необходимость отнесения тезиса Плейса к этой логической категории связана с тем, что в этом случае этот тезис оказывается неуязвимым перед возражениями чисто логического или семантического характера. Было бы некорректно, к примеру, утверждать, что тезис 'Сознание есть процесс в мозге' содержит противоречие или лишен смысла.
Уместно сделать два замечания относительно изложенной части данной теории. Желание Плейса показать правдоподобие определенного вида материализма потребовало от него доказательства того, что сознание не есть что-то 'сверх и помимо' процесса в мозге. В принципе, можно было бы развить такой взгляд на психофизическое отношение, который бы допускал, что не все сознание, но некоторая его часть является процессом в мозге или что среди существующих вещей есть физические, есть одновременно метальные и физические, а есть и чисто ментальные. Вероятно, по этой гипотезе существуют и сознания, и физические объекты, а наш опыт представляет собой некоторое взаимодействие между ними и потому может быть описан либо как ментальный, либо как физический. Для Плейса неприемлемо ни то, ни другое. Чтобы быть материалистом, ему следует показать, что сознание есть только процесс в мозге, и ничто иное.
Плейс надеется, что если можно будет доказать теорию тождества сознания и мозга, то, по сути, будет доказано, что сознание есть процесс в мозге, и ничто иное. Именно это предусматривается его трактовкой 'есть' как выражения 'тождества' в противоположность тому, что он называет 'предикацией'. В случае предикации 'есть' употребляется для приписывания чему-то какого-то свойства, например когда говорят, что 'ее шляпа (есть) красная'. Это не будет утверждением тождества, хотя слово 'есть' и фигурирует в нем, ибо здесь не утверждается, что определенная шляпа есть в точности то же самое, что и определенный цвет. В противоположность этому истинность теории тождества сознания и мозга означала бы не то, что сознание есть некоторого рода свойство или характеристика процесса в мозге, но что сознание есть процесс в мозге. Бессмысленно высказывание 'ее шляпа (есть) красная, и ничто иное' (Ibid., p. 44), но вполне осмысленно сказать, что стол есть упаковочный ящик, и ничто иное, или что сознание есть процесс в мозге, и ничто иное. Обратите внимание, что эти утверждения с 'ничто иное' имели бы смысл и в том случае, если бы Плейс для выражения тождества выбрал другую разновидность 'есть' – 'есть' как элемент определения. Например, будет осмысленным сказать: 'Красное есть цвет, и ничто иное'. Однако он не пошел этим путем.
Следует отметить также, что Плейс признает важную асимметрию между утверждением, что сознание есть процесс в мозге, и приводимыми им примерами утверждений тождества, в которых 'есть' употребляется для выражения состава. К ним относятся утверждения индивидуальных или конкретных тождеств. В них идет речь об одной конкретной шляпе или одном конкретном упаковочном ящике. Однако 'сознание есть процесс в мозге' является общим утверждением, предполагающим, что всякое сознание является процессом в мозге. Отсюда, если бы все упаковочные ящики были столами, утверждает Плейс, то 'стол' и 'упаковочный ящик' не были бы логически независимыми понятиями. Это звучит почти как ответ 'да' на вопрос, поставленный мною ранее (на с. 136), относительно того, могли бы наши ментальные слова приобрести новые значения, если бы теория тождества сознания и мозга оказалась истинной.
Плейс с огромной тщательностью формулирует свою теорию, поскольку хотел бы, чтобы у нее было как можно больше шансов оказаться истинной. Отчасти смысл его заявления о возможности случайных утверждений тождества состоит в том, что, даже если два слова не имеют одного и того же значения, отсюда отнюдь не следует, что они не обозначают одну и ту же вещь. Если воспользоваться моим примером, то, хотя 'человек в голубом костюме' и 'лектор по философии' не имеют одного и того же значения, отсюда отнюдь не следует, что они не могут обозначать одного и того же человека. Поэтому утверждение 'Человек в голубом костюме является лектором по философии' есть случайное утверждение тождества, и именно для такого рода утверждений возможна эмпирическая проверка их истинности или ложности. Сходным образом, по мнению Плейса, вполне есть возможность, что 'сознание' и 'процесс в мозге' обозначают одно и то же.
Следующим важным шагом в аргументации является попытка установить, при каких условиях два слова, различающиеся по смыслу (meaning), могут иметь одну и ту же референцию. Другими словами, каковы условия истинности для случайных утверждений тождества, т.е. каковы те условия, при которых они могли бы быть истинными? Мы можем напрямую сформулировать эти условия: 'сознание есть процесс в мозге' истинно, если и только если сознание есть процесс в мозге. Но для дальнейшего развития этой теории нам необходимо указать, при каких обстоятельствах мы вправе утверждать, что две совокупности наблюдений суть наблюдения за одной и той же вещью или событием. В некоторых случаях это сделать нетрудно. Так, мы вправе сказать, что, наблюдая облако, мы наблюдаем скопление частиц воды, поскольку мы могли бы наблюдать облако с расстояния, а затем (если бы мы были, скажем, на холме), погрузиться в него и, возможно, с помощью инструментов изучить его микроскопический состав. Здесь имеет место непрерывный переход от одного наблюдения к другому, и они суть наблюдения приблизительно одного вида.
Однако в случае с сознанием и процессами в мозге ситуация далеко не столь однозначна. Интроспекция сознания как вид наблюдения не только сильно отличается от восприятия физических процессов в мозге, но между этими видами наблюдений вообще нет непрерывного перехода. Фактически же между ними имеет место полный разрыв, и, как отмечалось выше (с. 135), никакое тщательное интроспективное исследование не раскроет мне функционирования моего мозга, а никакое наблюдение учеными электрических процессов внутри моего черепа не откроет им переживаемые мной мысли и эмоции.
Плейс не считает эти проблемы непреодолимыми. Фактически, он полагает, что науке уже известны истинные случайные утверждения тождества, которые были установлены, несмотря на то, что для этого потребовалось провести радикально отличающиеся виды наблюдений, а эти наблюдения, кроме того, не были связаны непрерывным переходом. Он предлагает следующий пример: 'Молния есть движение электрических разрядов' (Ibid., p. 47). У нас нет возможности наблюдать молнию с расстояния, а затем постепенно приблизиться к ней и при ближайшем исследовании обнаружить электрические разряды. В действительности ученые открыли, что через атмосферу проходят электрические разряды, и, когда это происходит, мы можем наблюдать то, что называется 'молнией'. Плейс стремится доказать, что сходным образом ученые могут открыть тождественность того, что на уровне здравого смысла и на донаучном уровне называется 'сознанием', электрическим процессом в мозге.
И хотя аналогия с молнией более удовлетворительна, нежели аналогия с облаком, для теоретика тождества сознания и тела здесь все же остается серьезная проблема. Откуда мы знаем, что молния является электрическим разрядом или тождественна ему? Откуда мы знаем, что сознание тождественно процессу в мозге, а не просто каузально скоррелировано с ним? Как мы видели, каузальная корреляция между ментальными и физическими событиями совместима с дуализмом, т.е. с той философией, которую Плейс настойчиво стремится опровергнуть. Попробуем всерьез отнестись к предположению, что истинно утверждение: сознание существует тогда и только тогда, когда существуют процессы в мозге. Это утверждение может быть эмпирически ложным, но если оно таковым не является, то сохраняется возможность, что именно сознание причинно обусловливает процессы в мозге, а не наоборот. Это столь же неприемлемо для материалиста, как и дуализм, поскольку напоминает определенную разновидность идеализма – ту разновидность, согласно которой физическое каузально зависит от ментального.
Несомненно, в ряде случаев мы с уверенностью говорим о тождествах, а не о каузальных отношениях, скажем, когда (если воспользоваться примером, которого нету Плейса) мы говорим, что вода есть Н2О. Казалось бы, в данном случае слово 'есть' служит для выражения состава. Но так ли это? Возможно, жидкость не могла бы быть водой, если бы она не была Н2O. В случае же с сознанием и процессами в мозге отношение между ними по-прежнему остается неопределенным. Оно могло бы быть постоянной корреляцией, могло бы быть каузальной корреляцией (в одном или в обоих направлениях), а могло быть и тождеством. Нам следует помнить, однако, что Плейс отнюдь не претендует на доказательство теории тождества сознания и тела – это дело ученых. Поэтому остается философский вопрос: что считать
