колоннах портиков зияли свежие выбоины от камней и скользящих ударов мечом. Двери в особняк были выломаны. Оказавшись у входа, Федор увидел согбенную фигуру, сидевшую на мраморных ступенях, и сразу узнал в ней Клеоппа. Плечи тщедушного слуги как-то странно подрагивали, хотя он не издавал не одного звука. И лишь приблизившись вплотную, Федор понял, что он плачет.
– Клеопп… – осторожно позвал Чайка, словно боялся побеспокоить своего слугу и вдруг заметил тело мертвой служанки, лежавшее между колонн. Она была изрублена в куски, а на ступенях под ней запеклась лужа крови.
Грек прекратил содрогаться и поднял голову, узнав этот голос.
– Хозяин… – ответил он также тихо, – вы вернулись. Слишком поздно…
– Что ты сказал?!! – взревел Федор от страшного предчувствия, и, толкнув его рукой в грудь, повалил слугу на ступени.
Клеопп безвольно опрокинулся на спину, приготовившись к смерти. Он даже не стремился закрыться руками, когда Чайка обезумев, выхватил фалькату и занес ее над головой слуги. Клеопп лишь смотрел немигающим взглядом мимо Федора в небо над головой.
– Говори, что здесь произошло! – потребовал Чайка, еле сдержав свою руку и больше всего на свете боясь услышать ответ.
– Солдаты…, – прошептал слуга еле слышно, словно находился в полузабытьи, – они напали на наш дом и похитили госпожу с вашим сыном.
– Римляне?!!! – взревел Федор, – римляне похитили Юлию?
Чтобы как-то погасить вспышку дикой ярости Чайка изо всей силы саданул клинком по ступеньке, вышибая искры рядом с головой Клеоппа. Затем сознание его помутилось. Отбросив со звоном фалькату в сторону, Федор вбежал в дом и увидел картину дикого разрушения. Вся мебель была перевернута вверх дном, разрублена или просто разбита. Все вазы, так любимые Юлией, были опрокинуты на пол. Среди черепков лежало еще несколько тел убитых слуг и финикийских охранников, пытавшихся защитить его дом.
– Ю-ли-я!!! – прокричал Федор, и голос его разнесся эхом по пустым закоулкам огромного дома, – сынок! Где вы?!!!
Взревев, словно раненный вепрь, Федор бросился наверх по лестнице, где ему была знакома каждая ступенька, и ворвался в спальню. Здесь среди раздавленных армейскими башмаками цветов, которые тоже валялись на полу, лежала еще одна мертвая служанка. Судя по разодранной одежде, над ней надругались прямо здесь, на полу, среди грязи и обломков. А потом убили, перерезав горло.
Потеряв дар речи, словно во сне, Федор долго бродил по комнатам и везде искал Юлию и сына, но не находил их. Он не помнил, как вышел из дома и вновь оказался на ступеньках. Здесь он принялся нервно ходить из конца в конец, и остановился лишь, когда едва не наступил подошвой башмака в кровавое месиво, оставшееся от тела служанки. Только тут он услышал, что Клеопп пробормотал фразу, не сразу дошедшую до его сознания.
– Это были не римляне господин…
Чайка обхватил еще не отдавшую дневное тепло колонну и простоял так несколько минут. По его обветренному лицу текли слезы. И лишь затем переспросил, немного приходя в себя.
– Как это не римляне, старик? Кто же это был?
– Это были солдаты Карфагена, – ответил Клеопп, смотревший перед собой, – уж я то знаю…
– Я должен немедленно прибыть к Ганнибалу, – вдруг проговорил Федор, отделяясь от колонны. И удивился звуку своего голоса, раздавшегося в полумраке так буднично, словно ничего не произошло, – немедленно.
Он разыскал фалькату и резким движением вернул ее в ножны. Поправил съехавший назад шлем. Затем посмотрел на Клеоппа, который поднялся после толчка хозяина, снова сел и продолжал теперь молча сидеть, глядя в сгущавшийся сумрак улицы и что-то бормоча себе под нос.
– Я скоро вернусь, – зачем-то отчитался перед слугой Федор и, развернувшись, направился во дворец Ганнибала.
«Время вечернее, не для приемов. Но, придется побеспокоить главнокомандующего, – решил Чайка, шагая сквозь быстро погружавшийся во мрак город не разбирая дороги, – некогда мне расшаркиваться и проявлять любезность. Приду и спрошу обо всем, а там пусть хоть казнит. Все равно».
Он не помнил, как оказался у ворот дворца и столкнулся нос к носу с тем самым капитаном стражи, который уже однажды попытался его не пустить к новому тирану. Теперь же, едва взглянув при свете факелов, горевших за его спиной, на лицо наварха он не посмел перечить и сразу же проводил его в зал для приемов. Там Федор некоторое время молча буравил взглядом статую какого-то римского героя, оставшуюся от прежних хозяев, и рассеянно слушал звуки, доносившиеся сквозь раскрытое окно со двора, где происходила какая-то суматоха. Слишком много шума было для вечернего времени, но Чайка не обращал на это внимания. Он вообще не обращал внимания ни на что. В минуты вынужденного ожидания в голове наварха стучало лишь «Юлию и моего сына похитили! Надо их спасти, в погоню как можно быстрее!». Хотя за кем гнаться и куда бежать он не представлял. Лишь какое-то смутное предчувствие говорило ему, что Ганнибал мог знать ответ хотя бы на один из этих вопросов.
– Ганнибал ждет вас, – доложил «гвардеец-паж», появившийся из бесшумно открывшейся двери, ведущей в кабинет тирана. Тот самый, где они вместе ужинали во время прошлого штурма перед самым отплытием.
Федор, слегка покачиваясь, вошел в кабинет и остановился. На этот раз никакой еды на столе не было. Одетый в доспехи Ганнибал сидел в кресле и при свечах рассматривал какие-то карты, лежавшие перед ним.
– А ты молодец, Чайка! Я не ошибся в тебе, – весело приветствовал его новый тиран, еще не успев поднять голову от карты, – Сам прибыл только сейчас, а вот известия о твоем плавании дошли до меня уже давно. Римляне просто в дикой ярости.
– Я тоже, – едва смог вымолвить Федор.
Сняв шлем, он обхватил и прижал его правой рукой к панцирю.
– Что случилось? – только сейчас Ганнибал, услышав непривычные нотки в голосе своего военачальника, оторвался от карты и пристально взглянул на стоявшего перед ним наварха. Больше он ничего не уточнял, поняв, что речь идет не о результатах похода, хотя он и ожидал услышать о них из уст самого Федора, пожаловавшего к нему в неурочный час. С некоторых пор Ганнибал перестал проводить военные советы по ночам.
– Во время последнего нападения, – выдавил из себя Федор, не глядя в глаза Ганнибалу, – мой дом был разгромлен…
– Да, на твоей улице многие пострадали, мне докладывали, – кивнул Ганнибал, перебив его, – особняк Атарбала сгорел. Эти ублюдки не задержались в городе даже до заката, но успели натворить немало. Уверен, ты видел сколько солдат и простых жителей полегло на улицах. Но, не беспокойся, я щедро отплачу тебе за службу.
– Они похитили Юлию… – закончил Федор стеклянным голосом, – и Бодастарта.
– Твоя женщина и сын похищены? – Ганнибал резко отбросил карту, вставая, – я не знал…
Он вскочил со своего места и, пройдя мимо Федора, развернулся к окну, сквозь которое были видны погребальные костры.
– Как же они смогли, – проговорил Ганнибал, размышляя вслух, словно позабыв про стоявшего рядом Чайку, – Когда успели? Наверное, тот купеческий корабль…Единственный, который во время боя покинул захваченную гавань.
– Кто это был? – спросил Федор, к которому постепенно стало возвращаться самообладание. Тело и разум вновь стали слушаться его, но в душе он ощущал глыбу льда, которая давила его.
– Это был корабль одного из греческих купцов, что служили нам, – ответил Ганнибал, не поняв вопрос, – быть может, он сбежал сам, а может его заставили. Я немедленно прикажу разыскать его слуг. Наверняка, кто-то остался. И скоро мы узнаем подробности, ведь поначалу я не придал этому значения.
«Уж не Сандракис ли задумал мне отомстить? – пронеслось в пустой голове у разбитого горем наварха, – неблагодарная сволочь. Если так, то я найду его и на ленты порежу».
