нетерпеливо топтались, развлекая себя шутками и ожидая команды. Заметил я и Портного.
Я еще постоял на ступенях – хотел встретить журналистскую братию, которая запаздывала: не хватает им оперативности, не выработали жилку. Зато был сам Портной, поэтому представление можно было начинать даже для него одного. Сбоку у ворот меня привлек шум и толкотня: спиной к воротам стоял мой курносый знакомец, неизменный спутник Портного, счет с которым у меня никак не кончался. Его плотно окружали зеленые жилеты, и он, помахивая руками, что-то им объяснял.
Я вошел в проходную и остановился у дверей: понаблюдать со стороны. Судебные приставы уже присели на подоконники, полиция кучковалась около турникета, тем самым морально подавляя наших охранников. Из заводского начальства остался только молодой Софронов. Киселева не было. На двух стульях уже запустили маленький копир, и две секретарши, не торопясь, ксерили многочисленные бумаги – на каждый лист из вороха на столе уходило несколько минут.
Нам только это и оставалось – ксерить, чтобы завтра все спокойно перечитать и писать в суды жалобы. Но делать это, судя по всему, придется уже не на заводе. В кабинетах завтра будут сидеть другие люди, со Стукаловым за директора. Исполнительный лист, с которым пришли, не оставлял нам лазейки: немедленное исполнение, удаление с территории, передача вновь избранному руководству завода печатей, штампов, ключей от сейфов и помещений... А, как известно, неисполнение судебного акта, вступившего в законную силу, могло обернуться возбуждением уголовного дела по серьезной статье. Для этого и была призвана сюда полиция. Но и без полиции у приставов сил физической поддержки в зеленых жилетах предостаточно.
Прицепиться можно только к тому, что не было ранее уведомления, не была направлена на завод копия этого исполнительного листа, хотя бы за день-два. Это серьезное нарушение. Но, возможно, копия была направлена, да Стукалов о ней «позаботился». Или, может, в этом ворохе бумаг на столе найдется и почтовое уведомление о вручении такого листа. Все липа, конечно, как и определение этого далекого, никому не известного уездного суда, за пару дней сумевшего войти в положение пьяницы Сереги из столицы и перекинуть, как мячик, из рук в руки многомиллионный завод.
Техники закончили свое дело и двинулись к турникету. Одним из них был вчерашний электрик, тянувший провода к микрофону на митинге. Он-то мне сейчас и нужен.
Я схватил его за руку уже в вертушке и потянул назад. Молодой парень, на голове черная бандана с белыми черепами, на шее болтаются на серебряной цепочке два собачьих зуба.
– Помощь твоя нужна. Стой.
Взяв его худую голую руку в кольцо, я подвел его к единственному оставшемуся тут начальству: к молодому Софронову.
– Простите, господин Софронов, мне нужна помощь этого паренька. Подтвердите ему, так сказать, мои полномочия.
Тот закивал парню головой:
– Делай, делай все, что ему нужно. – И в мою сторону, понизив голос: – Нам-то как поступать?
– Копируйте пока все, имеете полное право. Еще не вечер. Глотова что-то не видно...
С пареньком я не хотел говорить в этой толкотне. Не выпуская длинную холодную руку, я повел его к бюро пропусков и толкнул жидкую фанерную дверь. Та только задребезжала на слабом крючке. Я толкнул сильнее, и дверь отскочила, перед нами стояла какая-то испуганная женщина.
– Свои, свои, не бойтесь, мы хорошие!
Я подвел паренька к окну и вынул из кармана компакт-диск.
– Знаешь, что это такое? – Тот только презрительно усмехнулся: «Гы-ы». – Тебе надо сейчас зарядить его в аудиосистему, что у вас на третьем этаже, и пустить по всем громкоговорителям завода. На всю мощность, чтобы стекла задрожали. Сможешь?
– Почему нет... попробую.
– И сразу запрись. К дверям стол, шкаф... Они к тебе ломиться будут, чтобы вырубить.
– Что там? – спросил он, с опаской разглядывая диск.
– Скоро услышишь. Круче твоего рэпа. Ты все понял? – Тот только кивнул. – И последнее. Чем дольше продержишься в радиорубке, тем круче ты мужик.
29. Штурм
Когда с потолка проходной и с заводского двора крякнули динамики, все непроизвольно завертели головами. «Раз-два, раз-два... проверка системы, раз, два, три...» Щелчок, несколько секунд тишины, и все заводское пространство заполнил бархатный вкрадчивый голос Портного: «...Нельзя ли поскорее, Сергей Палыч, за денек-другой, очень нужно...» – «Это непросто... вы знаете расценки?» – «Ну, конечно, мы же с вами не первый раз работаем...»
Я наблюдал за реакцией народа. Первый интерес скоро сменился раздражением: было громко и однообразно, режиссура этой радио-пьесы им не нравилась. Вскоре никто даже не вслушивался, воспринимая это как технический сбой в телефонной сети или, как поняли судебные приставы, шумовое противодействие ответчиков: им приходилось выслушивать и не такое...
На иное я не рассчитывал, и не для них было это представление, и даже не для запаздывавших журналистов: те бы тоже не сразу врубились, и пришлось бы долго все объяснять. Представление предназначалось только Портному, только для его ушей. Это сработало, и даже слишком быстро, слишком сильно, потому что события начали выходить из-под контроля.
Взвизгнула пружина, хлопнула входная дверь, и влетел курносый подручный Портного, мой знакомец. Он сразу бросился к старшему приставу. По тому, как взял его под локоток и повел обратно к двери, было ясно, что они уже имели возможность познакомиться ближе.
Я шагнул к молодому Софронову:
– Копии документов – в портфель, все с собой, ничего не оставлять! Заканчиваем, заканчиваем!
Я начал помогать секретаршам, подавал им самые важные оставшиеся бумаги из вороха на столе: все скопировать мы не успевали. И вскоре раздался отвратительный скрежет и лязг тяжелого металла, доносившийся откуда-то по соседству с проходной.
«Ворота!» – сообразил я и выскочил на улицу. Тяжелый грузовик, с тросом через лом, пятился, вырывая стальные створки ворот из петель. Между створок была уже щель в метр, но грузовик продолжал реветь, тужиться и рвать сталь. «Они так и не заварили ворота... Разгильдяи!»
Десятки зеленых, как ночной неон, жилетов, подобно своре гончих, ждали только момента, когда грузовик, наконец, встанет, трос упадет и они смогут ринуться, как лавина, в кривую щель.
Я обернулся: десяток видеокамер и фотоаппаратов запечатлевали это зрелище: оно того стоило. Журналисты все-таки приехали, но слишком поздно, когда все уже заканчивалось.
Я бросился к одному, к другому, из тех, кто показался мне моложе и смышленее:
– Слушайте, слушайте, что транслируют по громкоговорителям! Это коррупция высшего разряда! Разговоры рейдера с чиновниками. Кому интересно – я все объясню!
На фоне воркующих телефонных переговоров из громкоговорителей вдруг раздались резкие команды из «матюгальника»:
– Пошли, пошли, все! Группа А блокирует охрану противника. Группа Б – по плану «Сигма», группа Ц – на охрану ворот, группа Д – зачистить территорию! Быстро, быстро!
Створки ворот широко распахнулись, и в них, как поток зеленой лавы, влилось не меньше сотни боевиков. Это была сборная армия, из нескольких ЧОПов, в одинаковых зелено-неоновых жилетах. По ним они узнавали друг друга, это были их опознавательные знаки, как пароль. Для этого они их и надели сегодня.
Я поискал глазами Портного. Недалеко от ворот, с передними колесами на тротуаре, совсем недалеко от моего мотоцикла, был припаркован темно-синий «Lexus» с тонированными стеклами, передняя пассажирская дверь была распахнута. Развернувшись на кресле, свесив ноги на асфальт, там сидел Портной и, не спуская глаз от происходящего перед воротами, говорил по телефону.
Хвост последних зеленых жилетов уползал за ворота, за ним толпой устремились журналисты, но
