будкой для сторожа на одном из них. По сходням, сброшенным появившимся из этой будки рыжеволосым молодым человеком, Курников и оба следователя поднялись на понтон.
На вопрос Брызгалова, кто дежурил на дебаркадере в ночи со вторника на среду и со среды на четверг, этот, назвавшийся Саньком, будущий 'речной волк' ответил, что он не в курсе, потому как здесь не работает, а замещает батю, который сегодня опохмеляется. Вот через час, мол, когда их смена закончится, придёт дядя Лёша — у него пусть и спрашивают. Он знает всё. А кто ещё — кроме дяди Лёши? Ну, может быть, начальник причала… Тут по набережной метров сто пятьдесят, двести — синий такой двухэтажный домик — там в конторе всё их начальство… Хотя — ведь сегодня суббота — никого там сегодня нет. А через час дядя Лёша будет точно? Не опоздает? Не-е, дядя Лёша — точно. Он ведь до самой пенсии капитаном был. На самоходке.
Брызгалов прикинул, что в субботу отыскать кого-нибудь ещё, кто может располагать нужными сведениями — не реально. Оставалось ждать дядю Лёшу. Тем более, что до его прихода им было чем заняться.
— Николай Борисович, а если отсюда? С этого вот понтона? Сазонова точно вынесло бы к мысу?
— С этого?.. С самого, значится, с дебаркадера?.. Точно. В аккурат к той раките. Если только не в стрежень. Тогда — в разлив. Вон, гляньте, — сторож показал рукой на расположенный метрах в пятидесяти от дебаркадера газетный киоск, — отсюда и до того ларька. Струя здесь под самым берегом, и всех, которые в неё попадают, Речка или в разлив утягивает, или, как вашего — отдаёт на самом конце.
Брызгалов внимательно осмотрелся. Под крутым выложенным булыжником откосом плескались мутные мелкие волны, на которых покачивались понтоны старого дебаркадера. Давно уже отслужившего все мыслимые и немыслимые сроки, но всё ещё находящегося в строю. Отделяющие набережную от трамвайных путей липы и тополя широкой аллеи значительно смягчали резкие городские шумы — примыкающая к реке полоска занятой цветочными клумбами, акацией и сиренью земли существовала в ритме никак не конца двадцатого, а самое позднее, первой половины девятнадцатого столетия.
'Что же, и тогда здесь случались драмы: лилась кровь, падали в воду тела убитых, — борясь с расслабляющей тишиной набережной, Брызгалов истязал своё воображение. — Испокон веку эта прибрежная слободка пользовалась дурной славой. Только вот… где, чёрт побери, на пятидесяти метрах ото всюду просматриваемого пространства можно было надеяться, не привлекая внимания, застрелить Сазонова? Даже — глубокой ночью? Городская набережная — это тебе не тёмный лес! Глушитель? Сомнительно… Пистолет с глушителем — оружие профессионалов… Совсем, конечно, не исключается, но… вот если бы метров на триста дальше! В начинающейся за сквером бухте! Где к бесчисленным деревянным 'пирсам' льнут необозримые стада трескучих моторок! Там бы вот — да! — там даже ночью время от времени взрёвывают моторы. Но и безлюдно до такой степени, чтобы, не боясь быть услышанным, под аккомпанемент неугомонного двигателя подло выстрелить в спину. Да… но сторож? Его абсолютная уверенность, что тело Сазонова попало в воду нигде, кроме как между дебаркадером и газетным киоском?.. Стоп. А почему обязательно — с берега? А если — с лодки?'
— Николай Борисович, а если не с берега? Если убитый упал в воду с лодки? Тогда бы его течением отнесло куда?
— С лодки? — сторож надолго задумался: — С лодки — х… его знает. Должно быть — в стрежень. А может, и нет… может, опять — на мыс… где, понимаешь, лодка эта тогда была. Но с лодки — зачем в бухте? Речка большая, отвези немного от берега — и всё. В стрежень — и поминай как звали.
Это соображение Курникова Геннадию Ильичу показалось весьма резонным, однако его проверка требовала таких дополнительных усилий, что Брызгалов решил посоветоваться с Анисимовым:
— Юрий Викторович, а ты? Не сочтёшь преждевременным высказаться относительно идеи Николая Борисовича? Или эту версию — тоже? Склонен считать непроверяемой гипотезой?
— Нет, Геннадий Ильич, почему же — вполне проверяемой… Только вот на её проверку надо бросить всю нашу контору… И тогда, очень даже возможно, не пройдёт и недели как отыщется какой-нибудь алкоголик. Который будто бы видел двоих, садящихся ночью в лодку. Может, в бухте, а может — на загородном причале. То ли в зелёных масках, то ли — натурально зеленолицых…
— 'Кусаешься', Юрий Викторович… и правильно! Гипотезы, даже поддающиеся проверке, измышлять не трудно. Вот только 'проверяльщиков', как правило, не напасёшься… н-да… но ведь и предположение, что убийца выстрелил где-то здесь… сам посмотри! На всём протяжении от дебаркадера до газетного киоска никакие мало-мальски приличные кустики не подходят к парапету набережной ближе, чем на десять метров.
— Да, Геннадий Ильич, согласен. Что убийца решился выстрелить здесь — между дебаркадером и газетным киоском — такое трудно себе представить. И всё-таки… Мы ведь много чего не знаем… Ну, например… район этот — портовый… и что по ночам здесь толпы гуляющих — весьма сомневаюсь. А посему предлагаю, дабы не гадать на кофейной гуще, дождаться дядилёшиного прихода, и у отставного капитана попробовать разузнать конкретнее. И кто в интересующие нас ночи дежурил на дебаркадере, и вообще — что между закатом и восходом творится на данном участке суши.
— Вполне — Юрий Викторович. Разделяю. Отбивать хлеб у гадалок и ясновидцев — нам сыскарям не к лицу. Так что, в ожидании дяди Лёши, давай-ка заглянем в два, три ближайших кафе. По нынешней-то погоде ночью в рубашечке — надо быть либо основательно пьяным, либо приехать в автомобиле, либо из забегаловки на пару минут выйти проветриться на набережную… А кстати! Рубашечка эта! Против версии убийства в лодке она обалденно работает! Последние две недели и днём-то — не помню, чтобы теплей пятнадцати. На берегу — автомобиль, кафе — ещё можно себе представить. Но на воде — в лодке…
— Геннадий Ильич, — вдруг спохватился Анисимов, — фотографии! Напрочь забыл — прости. Когда я сообщил полковнику, что нашёл Сазонова и не надо подавать в розыск — он попросил сказать тебе, чтобы ты по пути в типографию завернул за фото. А на меня будто склероз напал: забыл, понимаешь… И нам сейчас нет никакого смысла идти в забегаловки…
— Юрий Викторович, ты меня явно недооцениваешь, — нарочито менторским тоном отозвался Брызгалов, — сам, понимаешь ли, сообразил завернуть в типографию. Конечно, качество у них хреновое, но Сазонов вполне узнаваем — до того, думаю, что можно показывать… Чем, — Геннадий Ильич посмотрел на часы, — предлагаю сейчас заняться. Минут где-нибудь на сорок — до дядилёшиного прихода.
Импровизированная экскурсия в пивбар, 'стекляшку', пельменную и ресторан 'Русская рулетка', разумеется, ничего не дала — только в пивбаре одна из официанток сказала, что вроде бы: да. С месяц тому назад, кажись, заходил похожий. Да и то — давно ведь, летом ещё, в жару, когда тьма народу — поручиться, что он, она бы не поручилась. А недавно? Несколько дней назад? Во вторник, в среду или, скажем, в четверг? Нет, что вы! На этой неделе — она бы точно запомнила. И не она одна. Такого-то интересного мужчину. Глазищи-то вон — как угли! С фотокарточки — и то обжигают!
(Эти глазищи-угли Брызгалова насторожили сразу, едва он увидел их растиражированными печатным станком. Если в действительности так, то примета очень запоминающаяся — ну, а если врёт фото? Да такие демонические глаза самого добросовестного свидетеля запросто собьют с толку! Ох, уж эта спешка — быстрей! быстрей! — вот и пришлось воспользоваться первой попавшейся фотографией. Той, которая оказалась у квартирной хозяйки Сазонова…)
— Можно сказать, Юрий Викторович, отметились. — После сорока пяти минут безрезультатной прогулки по заведениям общепита подвёл итоги Брызгалов: — Самодеятельности, полагаю, хватит. В понедельник у Зубова трёх, нет, четырёх — никуда он не денется, даст как миленький! — оперативников попрошу потолковее, и пусть они всё здесь (от 'элитарных' кабаков до самых вшивых 'гадючников') прошерстят как следует… А сейчас, Юрий Викторович, думаю тебя отпустить. Заглянем только на дебаркадер, и тоже — до понедельника. В выходные, в общем-то, не работа… Однако завтра, очень прошу, на всякий случай не отлучайся из города. Сам понимаешь, мало ли…
— Геннадий Ильич, я, кажется, уже говорил, что в скорейшем завершении этого дела заинтересован ничуть не меньше тебя? — слегка вызывающе, но и слегка обижено ответил Анисимов. — И завтра, можешь не сомневаться, голову буду ломать наравне с тобой. Так что, если понадоблюсь, звони или домой, или в контору — вдруг на нашем компьютере потребуется что-то проверить…
Санёк не обманул: следователи вернулись к дебаркадеру десятью минутами позже указанного срока, а дядя Лёша — Клевцов Алексей Игнатьевич — уже был на месте. После обмена приветствиями и знакомства
