Больше в тоннеле ничего не было, а мостки, напомню, там весьма узкие и неудобные. Когда тащили аппарат обратно, мы с роковой неизбежностью его утопили, потом очень долго и нудно доставали, но в конечном итоге всё же приволокли в бункер. Затем перетаскивали ящики с инструментом.
В общем, таким вот образом мы развлекались до полудня, а потом до вечера осваивали тоннель. Теперь это было наше новое служебное помещение, так что нужно было придумать, подо что его приспособить.
Ночь под охраной спецназа прошла спокойно, а с утра приехали доктор с Ольшанскими и привезли новые задачи на день…
Ольшанский был нехорошо задумчив и вопреки обыкновению тройственно негативен: растрепан, растерян, несчастен.
Это было странно и необычно.
Обычно Петрович наглый, веселый, непрошибаемо самоуверенный, а когда он бывает задумчив — в активной фазе оперативной работы, — то задумчив вполне оптимистично, целенаправленно и как-то даже яростно. В такие моменты он похож на взявшую след опытную гончую.
Для доктора такое состояние Ольшанского тоже было в диковинку.
Похоже, что они предварительно обсудили ситуацию, но внятных ответов доктор так и не получил и теперь смотрел на нашего «Холмса» с любопытством и профессиональным интересом. Ему хотелось разобраться, в чём, собственно, дело.
— Петрович, какие-то проблемы? — участливо спросил бестактный Юра.
— Ннн… нормально всё, — пробормотал Ольшанский, бегая взглядом по потолку. — Так… рабочие моменты.
Да, это было что-то из ряда вон.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что такого Ольшанского я ещё не видел.
Совещание вел доктор, и это тоже было необычно.
Обычно это делает Ольшанский, а доктор внимательно слушает, думает и при необходимости экспромтом анализирует по ходу поступления информации.
— Итак, дорогие коллеги, у нас есть две новости.
— Ну тогда давай уже с хорошей, — поторопил Юра. — А то как-то всё плохо: Алекс позавчера накосячил, а сегодня Петрович вон смурной какой-то…
— Хороших новостей нет. — Доктор с сожалением развел руками и со значением посмотрел на меня. — Есть плохая, и непонятная.
— Вот ёпп… — огорчился Юра. — Ну давай с плохой…
Плохая новость выглядела так: доктор пообщался с Евой и пришел к выводу, что я сказал «правду и только правду». То есть теперь с меня снимаются все подозрения и мне возвращается доброе имя и высокое звание полноценного члена нашей команды.
— И это плохая новость? — удивился я.
— Очень плохая, — отстранённо пробормотал Ольшанский. — Лучше бы вы с Евой кого-нибудь шлепнули и спрятали трупы.
— Не понял? — обескураженно пробормотал я. — А в чём, собственно?..
— Это значит «второй вариант», — напомнил доктор. — Нам кто-то мстит. Ковров, клан или первый при поддержке второго — это уже не важно. Важно — что они это делают. Проще говоря, у нас серьёзные проблемы.
— А какая тогда новость «не пойми какая»? — уточнил Юра.
Доктор изложил вторую новость — непонятную.
Буквально часа два назад Петрович совершенно неожиданно, что называется на ровном месте, заболел идефиксом. Иными словами, зациклился на неожиданной версии и больше ни о чём не желает слышать. В общем-то это, с одной стороны, нормально, когда Ольшанский выходит на охоту, такое с ним случается регулярно. Но беда в том, что, как считает доктор, эта версия не имеет никакого отношения к нашей проблеме, по крайней мере, в сиюминутном раскладе. И если мы сейчас всё бросим и начнем ею заниматься, мы не просто зря потратим время, но можем подвергнуть себя значительной опасности.
Почему Ольшанский зациклился на этой сторонней версии, доктор объяснить не может, и это его реально заводит: к любым загадкам наш док относится однозначно — они должны быть разгаданы.
Учитывая тот факт, что всё это доктор изложил открыто, не стесняясь присутствия Ольшанского, сам собой напрашивается вывод: между нашими «головастиками» нет гармонии, и вообще, ситуация возникла более чем странная и крайне неполезная для команды. Особенно в перспективе нависшей над нами опасности.
Для тех, кто с нами только знакомится, полагаю, следует объяснить ролевое разделение в команде.
Если взять за основу, что команда — это единый организм, можно условно разнести всех нас по ряду наиболее важных функций. Ольшанский и доктор — это головы, одна добывает информацию, вторая её обрабатывает. То есть если даже не особо напрягать воображение, внешне получается этакий двухголовый мутант… но он очень неплох в работе, а порой весьма и весьма эффективен.
Итак, Ольшанский и доктор — головы, ну а мы, Стёпа, Юра, Спартак и ваш покорный слуга, — мы уже руки-ноги, то есть те части организма, которые отвечают за действия, предпринятые по результатам работы голов.
Да, следует заметить, что я, помимо всего прочего, ещё и спина нашего единого организма (очень надеюсь, что всего лишь спина, и до определенного места, не ниже, хотя некий мелкий злодей постоянно намекает, что это не совсем так).
Иначе говоря, на мне постоянно таскают разные полезные грузы.
Роль, надо заметить, почетная и очень нужная, но… вообще-то меня сюда взяли картографом! Я должен, судя по моим обязанностям, рисовать секретные планы, схемы, тайные карты и прочие важные штуковины. Кое-что я уже рисовал, об этом как-нибудь расскажу позже, но в основном я, увы, спина. Надеюсь, что в скором будущем эта ситуация изменится в сторону выполнения моих прямых обязанностей: мне не очень нравится таскать тяжести.
Так вот, возвращаемся к нашему единому организму, над которым, как вы уже знаете, нависла нешуточная опасность.
Учитывая, что организм двухголовый и головы эти привыкли работать в слаженном тандеме, думаю, всем понятно: отсутствие гармонии между Ольшанским и доктором — это как минимум нехорошо. А если принять во внимание тот факт, что одна голова вообще работает в другую сторону, то это где-то даже критично.
Да-да, помню, я говорил, что наблюдал организмы совсем безголовые. Но там было очень много рук и ног, а спинам так вообще несть числа.
А нас катастрофически мало.
Мы не просто не можем позволить себе какие-то потери, мы не имеем на это права, поскольку такие потери могут в любой момент повлечь смерть всего организма в целом. Сила наша как раз-таки в единении и слаженности: столь малым числом рук и ног можно эффективно трудиться и добиваться впечатляющих результатов лишь в том случае, если головы сработали как надо, всех переиграли, обманули, всё предвосхитили и состряпали гениальный план. Мы до сих пор выживали только лишь потому, что работали именно так и только так.
— Можно в двух словах, в чём состоит идефикс? — на правах реабилитированного члена спросил я.
Доктор довел до нас версию. Петрович рассеянно кивал, временами поддакивал и грыз незажженную трубку.
Версия проистекала из событий двухмесячной давности. Пару месяцев назад в квартиру Ольшанского забрался злой ворюга и слегка там побесчинствовал: усыпил хозяев, устроил тотальный обыск и вынес всё,
