другое дело.
— А что — на Каланчаке? — признаюсь, тогда фамилию Губаренко я пропустила мимо ушей.
— У Губаренко стихия, романтика, а у нас! — Эдик засмеялся, махнул рукой. — Завтра пойдете на стройку, увидите, что есть, что будет.
…Строительство Джанкойской промышленной базы еще не было строительством канала, но и оно достаточно впечатляло. Несколько гектаров распланированной, разрытой, кое-где одетой в бетон земли. Подпирающие небо колонны — на них смонтируют свод завода железобетонных конструкций. Поднимая волны жидкой грязи, у растворного узла сновали грузовики. Ветка железной дороги вбегала прямо в центр строительной площадки. И тот же ветер трепал беленький листочек «молнии» на неоштукатуренной стене…
'Чем, собственно, занят товарищ Червинский? Почти все бригады по полтора-два часа простаивают без раствора. Требуем наладить работу растворного узла'.
'Не позволим оставлять замес на второй день, это снижает качество бетона. Помните, что мы строим, товарищи, из растворного узла. Комсомольский штаб требует…'
— Кто писал? — спросила я.
— Ваня Рак.
Я застала Ваню Рака на рытье траншеи под фундамент трансформаторной будки. Он кивнул на холмик, все растущий под его лопатой.
— Посмотрите, что копаем.
Нагнувшись, подхватила в горсть черной, какой-то странной земли. Она вся была пересыпана почти совсем уже истлевшими, но хранящими еще форму гильзами.
— А это свинец — поднимите-ка. Запекся в земле.
Смотрю на Ваню и не узнаю его. Рядом смеются девчонки из бригады, подбрасывая мертвые, уже никому не страшные гильзы. Очень далека от них истинная сущность выкопанного сегодня «клада»: девчонки еще не распрощались окончательно с детством. А у Вани лицо солдата.
…Тихая ночь стояла над Джанкоем. Голые, темные ветки деревьев расчертили небо, и, странно, от этого краски его стали нежнее, прозрачнее. Я вспоминала…
В сорок четвертом мы возвращались с месячных курсов трактористов. Несколько девушек и парней из степных совхозов. В Джанкое нам надо было ловить поезд-товарняк, другие тогда еще не ходили. Тоже была ночь и крупные южные звезды. А те патроны, что нашел сегодня в земле Ваня Рак, еще хранили тусклый блеск своих медных рубашек… Минеры ходили по Джанкою, ощупывая, выслушивая землю. Каким умудренным жизнью и, наверное, пожилым казался нам тогда тридцатилетний солдат, объясняющий на курсах все, что требуется, о коробке скоростей, о поршнях и цилиндрах. Только магнето было для него самого полно загадок. Солдата списали из армии из-за контузии. Он умер через месяц после того, как подписал нам справки об окончании курсов…
Тихая ночь стояла над Джанкоем, но в ней чувствовалось приближение утра. Пустынно было на перроне, и я обрадовалась, когда в конце его показалась быстро шагающая фигура.
Впрочем, радость моя поубавилась, как только я узнала этого человека. И все-таки окликнула:
— Ну, как? Устроились, договорились?
— С ними договоришься, — он тяжело махнул рукой. — Понаехали тут со всего света сосунки, а туда же — не сдвинь его, не потревожь.
— Хозяева стройки, — сказала я. — Хозяева, а будут и мастера.
— Мастеров не будет. Соскучатся за мамкиной титькой — разбегутся.
Пустынность перрона и собственная неудача нагоняли на него тоску, и он говорил, говорил…
Только я не вслушивалась. Я вспоминала листочки «молний» и Ваню, каким он был, когда держал на ладони тяжелую, пополам со свинцом землю…
В следующий раз я приехала в Джанкой через полтора года. Поинтересовалась, где работает Ваня Рак.
— В институт уехал. Ищи ветра в поле!
— Обещал вернуться, когда окончит?
— Все обещают.
Товарищ из отдела кадров добавил усмехаясь:
— А Эдик вещички складывает…
Эдик действительно складывал вещички, собираясь догонять Ваню, — ехали они в один институт…
И вот прошло еще шесть лет, идет апрель 1967 года, и я слышу:
— Мастер Иван Кузьмич Рак обеспечил бригаде Сиротюка выработку сто сорок процентов при отличном качестве работы…
Весь следующий день я провела в бригаде Адама Сиротюка, на участке, где мастером был Ваня.
И сам Сиротюк и монтажники его были молоды. Не так, положим, как были молоды мальчишки, встретившиеся в общежитии в мой первый приезд.
Но все-таки они были молоды, и на многих из них выгорали гимнастерки, которые не успели сноситься в армии.
…Рядом со мной стоял начальник участка и рассказывал о том, как умеет организовать работу Иван Кузьмич, как мало бывает хлопот с бригадами, где мастером Иван Кузьмич…
Иван Кузьмич, которого мне упорно хотелось назвать Ваней, мотался поодаль: ставили на седло опоры, весящие несколько центнеров лотки. Точность при этом нужна была миллиметровая…
Впрочем, очевидно, самым точным должен был быть крановщик, поднимавший своей стальной «рукой» это корыто.
— Хороший у вас крановщик? — спросила я.
— Крановщик? Гречкин? Лучше не бывает.
— А экскаваторщик?
— Лучший экскаваторщик, — сказал начальник участка убежденно.
Лучший экскаваторщик СМУ-3 Михаил Петрович Немерчук подошел к нам как раз в тот момент, когда мы, перебивая друг друга, каждую фразу начинали со слов: 'А помните?'
— А помните патроны? — спрашивала я, и все кивали. Немерчук тоже кивнул, и перед ним тоже, наверное, как и передо мной, встала эта тяжелая, начиненная свинцом земля первых траншей на промбазе. Кстати, он тоже рыл эти первые траншеи.
— А «молнии» — помните?
— 'Чем, собственно, занят товарищ Червинский? Почти все бригады простаивают по два-три часа без раствора', — подхватил начальник участка, и мы все засмеялись. Фамилия незадачливого Червинского оказалась чем-то вроде пароля. Она отбросила нас на шесть лет назад, объединила…
— И стихи там тоже в «молниях» были, — сказал Немерчук. — Он писал, Ваня. Иван Кузьмич…
А степь вокруг — зеленая, шелковисто лоснящаяся — была куда красивее, чем та, где я впервые увидела ни с чем не сравнимый пунктир Канала. И жаворонок висел в эмалевом небе как бы для окончательного украшения ее, и канал, как могучая река жизни и времени, тек рядом, а все чего-то не хватало этой новой степи. Но, может быть, не ей — мне не хватало?
Лучший мастер участка с треногой теодолита в руках подошел почти вплотную, спросил, будто догадываясь, что я нуждаюсь в утешении:
— Соколовского помните? В Красногвардейском он, мастером.
Эдиком он его уже не решился назвать.
