Алексеев, потупив голову, что-то чертил ногтем по скатерти и сдержанно улыбался. Заслонов, наоборот, был серьезен и пытливо смотрел на Ивана Ивановича.
— А Мамай? — спросил Заслонов.
— Ну, Мамай — предатель. Тому что? Мамай прекрасно себя чувствует: он ждал фашистов!
— А много ли прежней молодежи у вас, Иван Иванович? — перевел Заслонов разговор на то, что особенно его интересовало.
— Кое-кто: Коренев, Пашкович, Домарацкий, Шмель.
— А они как?
— Молодежь-то? — переспросил Птушка.
Он оглянулся кругом. В обоих окнах были вставлены зимние рамы, к счастью, сохранившиеся на чердаке.
— У молодежи, Константин Сергеевич, — понизив голос, начал Птушка: — настроение, — он еще раз оглянулся и выпалил решительно, — боевое! — И потом затворил, всё больше и больше оживляясь: — Чего тут сидеть сложа руки, когда вся страна отбивается от проклятых фашистов! Помочь надо, а не ждать, когда за нас сделает кто-то другой! Сколотить отряд. Вот машинист Ходасевич, старый буденновец. Ему команду — и всё. А мы чего-то ждем!
Иван Иванович выпалил всё одним духом и, откинувшись на спинку стула, смотрел прямо в глаза Заслонову.
Константин Сергеевич всегда уважал его. Птушка привык ему верить. Сейчас он высказал самое свое сокровенное, разволновался и вдруг с ужасом спохватился: «А что, если Заслонов выдаст меня? Нет, нет! Не может быть!»
Кровь бросилась ему в лицо. Иван Иванович сидел, ожидая удара. Константин Сергеевич понял переживания Птушки. Лицо его утратило прежнюю настороженность, и посветлело. Он обернулся к Алексееву:
— Анатолий, ты еще ничего не говорил Ивану Ивановичу?
Алексеев понял: этот вопрос Константин Сергеевич задает ради Птушки, чтобы показать ему, будто они и раньше доверяли Ивану Ивановичу. Заслонов прекрасно знал, что Алексеев, без его разрешения, ничего никому сказать не мог.
— Нет еще.
— Ну, так вот, дорогой Иван Иванович… — сказал Заслонов, придвигаясь со стулом к Птушке.
Он опасливо покосился на дверь.
— Никто не войдет. Жена моет посуду, — успокоил Иван Иванович. — Говорите смело!
X
Прошло две недели. Контенбрук и Фрейтаг были довольны Заслоновым. Начальник русских паровозных бригад оказался точным, аккуратным, выдержанным. Он не кричал, но паровозники слушали его. Он не суетился, не бегал, но работа кипела.
Шеф в своем кругу хвастался:
— О, я психолог! Я знаю людей! Я взглянул и сказал: этот инженер — прирожденный командир!
За последние дни депо Орша заметно улучшило работу. Теперь уже не случалось никаких проволочек с паровозными бригадами. Машинисты и кочегары продолжали возвращаться на прежнюю работу.
Вернулся в депо заведующий водоснабжением узла — Петр Шурмин.
Контенбрук сиял.
Заслонов ходил мрачный.
С большой осторожностью, очень осмотрительно выбирая по человеку, он постепенно расширял круг своих, надежных людей.
В депо выросла молодежная группа: она создалась вокруг Жени Коренева.
Люди были готовы в любой момент начать борьбу с оккупантами и только ждали от Заслонова указаний и сигнала к действию.
Особенно не терпелось молодежи.
В субботу вечером к Заслонову пришел Птушка.
Обер-фельдфебель Шуф сидел как раз дома. Говорить при немце было опасно, — услышит. Шептаться — покажется подозрительным.
Иван Иванович был заранее предупрежден о том, что немец понимает по-русски.
Пока Птушка говорил о погоде, Заслонов написал на бумажке: «Что случилось?» и передал и бумажку и карандаш гостю.
«Хлопцы просят Вас поговорить с ними завтра в двенадцать часов», — написал Иван Иванович.
«Какие хлопцы?»
«Наши, надежные. Комсомольцы. Человек пяток».
«Где?»
«У Шмеля».
— Хорошо, хорошо, я всё сделаю! — сказал вслух Константин Сергеевич и бесцеремонно выпроводил из дома Птушку.
В этот же вечер обер-фельдфебель Шуф пригласил Заслонова сыграть в шахматы.
— Который это до вас ходиль? — вдруг во время игры спросил Шуф.
Он через стол смотрел в упор на Заслонова.
Заслонов спокойно обдумывал ход на доске.
— Наниматься на работу в депо, — не торопясь, ответил Константин Сергеевич, побил своей пешкой неприятельского коня и только тогда поднял на противника глаза. Но обер-фельдфебель уже был поглощен тем, что произошло на доске:
— А-а, вьеликольепно-карашо! — машинально сказал он, хотя его конь был потерян.
И на этом разговор окончился, но Заслонов всё намотал себе на ус.
На следующий день Заслонов с утра был в нарядческой, а в половине двенадцатого ушел как будто бы на обед. Он заглянул ненадолго домой и направился на Чугуночную улицу.
У Шмеля в доме собралась одна комсомолия. Алесь выпроводил мать к соседям, а старенькая, глухая бабушка сидела на кухне.
Молодежь сделала вид, что собралась на танцы — патефон играл разудалую «лявониху».
Константина Сергеевича сразу все обступили. Большинство не имело еще возможности близко видеть Заслонова и говорить с ним после его возвращения в Оршу.
Тут были Алесь и его сестра Вера, Домарацкий, Белодед, Пашкович, Женя Коренев и его приятель, центр нападения деповской футбольной команды, Леня Вольский — молчаливый, серьезный парень.
Каждый хотел пожать Константину Сергеевичу руку.
— А знаете, как меня Сергей в депо разделывал? — кивнул на Пашковича Заслонов.
Пашкович смутился.
— Знаем, знаем! — смеялись кругом.
— Под орех! — Ну, хлопчики, — перешел на серьезный тон Константин Сергеевич: — Прежде всего надо выставить посты, чтобы нас не накрыли тут, как воробьев.
— Сколько человек надо? — забеспокоились все.
— Человечка два.
— А нас всего семь, — оглянулся Женя.
— Делать нечего, а надо!
— Пусть она уходит, — показал на свою сестру.
— Ишь ты, а я разве не хочу послушать? — запротестовала Вера.
— Алесь, сестру обижать не годится, — улыбнулся Заслонов. — у меня есть двоюродная сестренка Катя Заслонова, она в Ленинграде живет. Мы с ней когда-то пасли в деревне коров. Девчушка очень
