нее никогда не попадало твое тепло. В этой каморке, солнце, каждый атом, пропитанный сыростью, лишенный тепла, мечтал о твоих чистых лучах.
Здесь разыгралась трагедия Омара, его жены и двух детей. А раньше эта каморка была жилищем невесты. Здесь Хадра была выдана замуж за Омара…
Омар работал в медеплавильной мастерской при управлении железных дорог.
Я не знаю, откуда он пришел в Каир, но хорошо знаю, что Омар был примерным мужем и энергичным рабочим, а Хадра была идеальной женой. Она вставала в шесть часов утра, покупала хлеб, бобы, готовила чай, и когда завтрак был на столе, будила мужа. Она нежно трогала его за плечо, и он, открывая глаза, говорил ей: «Доброе утро… Твое лицо, как луна… О Хадра, ты прекрасна…»
Хадра устремлялась к нему, как газель, поднимала его с кровати, а он обнимал ее и шептал ей на ухо: «Аллах да сохранит тебя мне, о Хадра!»
После завтрака Омар прощался с женой и уходил на работу. Он шел, а перед его глазами всегда стоял образ Хадры, такой женственный и прекрасный.
Однажды Омар вернулся домой хмурый и мрачный и Хадра увидела, что он еле сдерживает слезы. Казалось, какая-то глубокая тревога охватила его и готова лишить сознания.
Хадра взглядом спросила мужа, что с ним? Но Омар молчал, погруженный в свои думы. Она всеми способами пробовала заставить его заговорить. Наконец Омар встал, прошелся по комнате, потом остановился и произнес:
— Я нуждаюсь в твоих молитвах, о Хадра… Сегодня умер один из моих товарищей. Ему еще не было и 35 лет… Он умер, оставив во власти голода жену и двух детей.
Хадра прильнула к мужу и сказала:
— Мы все умрем, Омар.
— О, если бы ты знала, как мне тяжело, Хадра!..
— Да избавит аллах тебя, о муж мой, от напастей судьбы.
Голос Хадры дрогнул, как дрожит тихий печальный звук струны, и она добавила:
— Нет… нет… да сохранит тебя аллах мне… или я умру вместе с тобой.
Она обняла мужа, спрятала голову на его груди, и на глазах ее показались слезы.
Уже стемнело, а муж и жена сидели и мирно беседовали. Между ними сидел их сын Фатхи. Мать, указывая на него, говорила:
— Я надеюсь дожить до того дня, когда увижу Фатхи взрослым, инженером.
— А я хотел бы, чтобы он был врачом, — сказал Омар.
— Инженером, инженером, — настаивала жена.
Внезапно оживление исчезло с лица Омара, он помолчал несколько минут и затем тихо возразил:
— Нет, Хадра, инженер тоже иногда подвергается тому, чему мы подвергаемся всегда.
Жену поразил серьезный тон, каким он это сказал, и она спросила:
— А чему вы подвергаетесь всегда, Омар?
Он ответил:
— Мой товарищ умер, не достигнув тридцати пяти лет… Знаешь ли ты причину его ранней смерти? Мне давно хотелось рассказать тебе о нашей работе… Ты видела железную дорогу, ты видела поезда, которые ведет паровоз, управляемый машинистом. Так вот, этот паровоз состоит из множества мелких частей. Эти части нередко портятся — и их приходится менять… Откуда достает управление железной дороги новые части? Для этого построили завод в Булаке, тот самый завод, на котором я работаю. Я делаю то же, что делал мой умерший товарищ. Мы плавим металл и отливаем новые части.
Хадра с жадностью ловила каждое слово своего мужа, а он продолжал:
— Мы расплавляем металл при помощи мазута. Представляешь ли ты силу огня, растворяющего металл, удушливый газ от горения мазута и тот неприятный запах, который заполняет все уголки завода? Если ты все это себе представишь, ты поймешь, какой опасности подвергается наше здоровье.
Хадра спросила:
— А верно, что от этих газов начинается чахотка и заболевают суставы?
— Врачи считают, что бороться против их вредного действия можно только постоянным хорошим питанием. Если хорошего питания нет, эти болезни неизбежны. А ты знаешь, что я не могу каждый день покупать себе мясо. Ведь нас трое, а я получаю слишком мало денег, чтобы нам всем можно было хорошо питаться, а кроме того, платить за жилье. Рабочие отдают заводу все свои силы и здоровье, а взамен получают гроши…
Хадра решила переменить тему разговора и сказала:
— Теперь я понимаю, почему ты хочешь, чтобы наш сын был врачом.
Затем она взяла ребенка и подняла его, повторяя:
— Господин доктор, господин доктор! Смотри на отца… папа, папа, па…
Но муж прервал ее, продолжая:
— Мне рассказывал один человек, что рабочие, занятые на подобных заводах, имеют право на получение дополнительного питания. Наш союз уже много раз просил об этом администрацию…
— Хочешь, я приготовлю тебе чай? — вновь перебила его жена.
— Нет. Образ умершего товарища все время стоит у меня перед глазами. Я сейчас представляю себе, как он идет, жестикулирует, говорит, смеется; он часто рассказывал мне о своей жене и детях, которых очень любил. Он любил свою жену так же, как я люблю тебя… Союз не может ничем помочь его жене и детям.
— А почему? — спросила Хадра, укладывая ребенка спать.
— Потому что у союза мало средств и очень много расходов.
Омар встал, направился к кровати и вдруг увидел свою черную широкую тень на стене. Он остановился как вкопанный. Ему представился паланкин, на котором несли его товарища, и показалось, что Хадра, в эту минуту звавшая его спать, приглашает его лечь в этот паланкин…
Шли годы, а Омар по-прежнему целыми днями работал в тех же тяжелых условиях. Хадра любила его по-прежнему, даже больше. Их мальчик рос, у них родился второй ребенок — девочка Фатима, и семья продолжала жить все в той же каморке.
Управление железных дорог упорно отказывало рабочим в дополнительном питании. Лица рабочих медеплавильного цеха бледнели изо дня в день, их крепкие мускулы слабели, а кашель часто нападал на них во время работы. Рабочий останавливался, чтобы откашляться, но его тут же подгонял мастер.
Однажды часа в два дня закашлял Омар. Такого сильного приступа кашля у него никогда еще не было. Ему казалось, что его ребра превратились в длинные каменные полосы, которые ударялись друг о друга и стучали, сотрясаемые кашлем. Сердце его усиленно забилось, когда он почувствовал во рту вкус крови. Бедняга решил удостовериться, действительно ли это кровь, и плюнул. Да, это была кровь. Он похолодел. Его обуял страх…
Туберкулезный санаторий… Сколько хлопот понадобилось, чтобы попасть в него! Эти хлопоты унесли последние силы Омара.
Многие твои товарищи, о Омар, также приходили сюда. Их тоже отравили газы. А если бы управление железных дорог согласилось давать дополнительное питание всем рабочим завода в Булаке, то можно было бы сберечь тебя и твоих товарищей, Омар.
Теперь ты лежишь на кровати, возлагая все надежды на врачей. Кругом бледные лица. Тяжелые вздохи чахоточных наполняют палату тихой грустью, похожей на грусть смерти…
Ты, Омар, находишься в палате третьего класса. Ты лежишь с такими же бедными, как сам.
А разве богатый и бедный не равны перед лицом смерти? Так почему же они не могут быть равны перед лицом болезни — порогом смерти?
Почему пища в первом, втором и третьем классах не одинакова ни по количеству, ни по качеству? Разве здесь не все больны чахоткой? Или при этой болезни не всем больным требуется одинаково хорошее питание? Так почему же тебе дают чечевичную похлебку, а больному из первого класса — курицу? Вас, больных третьего класса, изнурила тяжелая работа, заводы истощили ваши силы, а когда вы согнулись под
