а потому на выходе ничего не получится. У нас тоже есть сырые идеи, мы тоже можем навешать лапшу на уши и получить гранты, но делать этого не будем».
Между Сколково в лице Вексельберга и этими кандидатами технических наук и аспирантами зияла ментальная пропасть, суть которой была трудноуловима. Начинающие бизнесмены из университета признавали, что они действительно не сильны в маркетинге. Для того чтобы определиться с тем, как и кому можно продавать то, что они придумывают, у них нет ни ресурсов, ни необходимых для этого знаний. Более того, у них нет на это самого ценного ресурса — времени. Университет, который создал компанию, тоже никак не мог помочь начинающим бизнесменам научиться стать бизнесменами и вывести новые технологии на рынок. Потому что у него самого нет для этого ни ресурсов, ни знаний. Но вот появилось Сколково, которое призвано помочь именно в этом. А в это благое начинание бауманцы не верили, хоть тресни. С таким же успехом к ним в кабинет мог заглянуть и Николай Басков. Что называется, спел, но не задел. Кто же был в этом виноват?
Я говорил им, что, может, все-таки стоит позвонить директору сколковского технопарка Лифшицу, рисовал эффективную, с моей точки зрения, схему, которая могла бы сработать: вы создаете новую компанию под свою сырую разработку, получаете грант, доводите технологию до ума, привлекаете посевной фонд.
— Тогда нам придется бросить все заказы, заниматься только этим?
— Наберете новых людей, вы же получите грант.
— Но ведь от нас потребуется дать результат.
— Да. А как иначе?
И в ответ услышал, что в этом случае проще получить грант от Министерства образования на проведение исследования. И это исследование провести.
Тут я, наконец, понял, что проблема кроется главным образом в психологии. Мои собеседники — это в большей степени ученые, инженеры, нежели бизнесмены. Оттого и говорят, что не хотят «вешать лапшу на уши», а Сколково видится им пугающим местом, где взрослые дядьки с непонятными, но однозначно неблаговидными целями оперируют режущими ухо ученого терминами «прибыль» и «эффективность». Им действительно проще получить гранты от Министерства образования и науки.
В 2010 г. государство в рамках федеральных целевых программ финансировало 85 % НИОКР в стране. И так обстояло дело на протяжении последних нескольких лет. Средства распределялись в виде грантов. В 99 % случаев по окончании исследовательских работ никаких патентов не оформлялось и никаких новых технологических компаний не возникало. К началу 2011 г. Национальные исследовательские университеты делали только первые шаги к «светлому будущему».
Все это напоминало ситуацию с достойной во всех отношениях женщиной, которой когда-то незаслуженно пренебрегли. Потом, когда спохватились и начали искать в старых записных книжках телефонный номер, таскаться по забытым адресам, выспрашивать знакомых, оказалось, что она уже давно замужем, при детях, в другом городе, с ворохом обязательств и проблем. Поправить, вернуть, распутать и попробовать начать все сначала представляется возможным. Только стоить это будет очень больших нервов и очень дорого.
Глава 16
СЕРДЦЕМ ГОРОДА, его «ядерным реактором» и главным поставщиком идей для новых стартапов должен был стать новый Сколковский технологический университет, создаваемый в партнерстве с MIT.
Руководителем рабочей группы по созданию университета с американской стороны был назначен профессор MIT Александр Клибанов. С российской — вице-президент фонда «Сколково» Олег Алексеев.
В России на тот момент не было представлено ни одного зарубежного университета с полноценной партнерской программой образования и исследований, хотя идея создания нового учебного заведения, как говорится, висела в воздухе. Обсуждался, например, но так и не получил своего развития вопрос о совместной деятельности МГТУ им. Баумана и Мюнхенского технического университета. Серьезное развитие тема получила в рамках проекта «Сколково». У России, конечно, был и свой опыт создания исследовательских университетов, как говорится, с нуля: тот же легендарный Московский физико- технический институт, Физтех, появившийся на свет благодаря усилиям нобелевских лауреатов Льва Ландау, Петра Капицы и Николая Семенова. У них тогда все получилось, и уникальная система подготовки научных специалистов Физтеха теперь известна во всем мире. Правда, было это полвека назад, и сегодня МФТИ стоит перед вызовом серьезной реорганизации.
Основные контуры будущего Сколковского университета просматривались достаточно четко. Он должен быть международным, с преподаванием на английском языке. Негосударственным, то есть не вписанным в структуру российского Министерства образования и науки. При этом государство брало бы на себя все затраты по строительству и обеспечению деятельности университета. В дальнейшем предполагалось, что финансовой поддержкой вуза займется специальный Фонд целевого капитала, участвовать в котором, помимо государства, должны будут и частные структуры. В еще более отдаленной перспективе университет должен научиться зарабатывать сам, проводя исследования по заказам частных и государственных структур, продавая патенты и взимая плату за обучение. Оборот того же MIT составляет порядка 4 млрд долл. в год, при этом большую часть этих средств институт получает от разработок, проводимых по заказу крупнейших компаний и правительства США.
Правда, наличие студентов было отдаленной перспективой.
На первом этапе сколковский вуз должен работать в формате «университета для выпускников», где будет только магистратура и аспирантура. Ведь в России за последнее десятилетие число школьников сократилось с 21 до 12 млн, студентов не хватает уже существующим вузам. «Демографическую яму», по самым оптимистичным прогнозам, удастся преодолеть только к 2020 г. [61] Новый университет, запусти его в полномасштабном формате, неизбежно вступит в конкуренцию за студентов с уже существующими техническими университетами. Нужна ли им эта конкуренция? С точки зрения здравого смысла — безусловно. Но здравый смысл и политические резоны не всегда подразумевают одно и то же.
«Боялись негативной реакции университетского сообщества, — объяснял один из экспертов. — Было понятно, что в этой ситуации некоторые вузы очень сильно „просядут“. К тому же предложенная модель соответствует принятой международной практике. Та же аспирантура в МIТ носит открытый характер, она привлекает большое количество талантливых студентов из других вузов. Новый исследовательский университет и без того должен был вступить в неизбежную конкуренцию с аспирантскими программами российских вузов, ведь он мог „оттянуть“ на себя талантливых студентов, которые использовали аспирантуру именно для продолжения научной карьеры, а не как способ избежать призыва в армию. Потому решили обойтись меньшим злом».
Университет обещал стать конкурентом сложившейся системе образования еще и потому, что здесь во главу угла ставились исследования. На первом этапе предполагалось сформировать 15 междисциплинарных исследовательских центров и около 60 лабораторий, в работе которых в той или иной степени будут задействованы 1200 студентов и аспирантов и 200 профессоров. Исследования должны будут ориентироваться на пять приоритетных направлений — биомедицину, энергосбережение и энергетику, ядерные технологии, информационные технологии, космос и авиацию. Учебные программы предполагалось развивать параллельно исследовательским программам. По ним должны будут готовить специалистов, которых в России никто не готовит и которые совмещали бы в себе мышление ученого, знания инженера и навыки предпринимателя. Выпускники университета должны будут не только понимать, как формулируются научные темы и организуются исследования. Они должны уметь переводить научные разработки в прикладную плоскость бизнес-проектирования, уметь создавать инновационные компании и управлять ими. То есть человек, пройдя эту школу, должен обладать фундаментальными представлениями о том, как инновационная идея превращается в коммерчески успешный продукт. Выпускник университета может
