месте после команды «вольно» при ожидании свыше трех часов. Спаренные микрофоны дают возможность командиру, проходящему вдоль строя в сопровождении высоких гостей, извлекать из отдельных солдат на предполагаемые вопросы высокого гостя различной громкости ответы, как-то: «Так точно, ваше величество», «Премного довольны, наша светлость», «Я и в военной форме остаюсь гражданином, господин президент». Сквозь дыры в платформе можно при надобности извергать гром салюта и пороховой дым. Если необходимо отдать предпочтение определенному роду войск, можно при посещении представителя авиации укрепить на голове у каждого солдата птичку, при гостях от морского флота орошать фигуры до самой шеи морской водой, для пехоты же никаких добавлений не потребуется. Каски солдат легко заменяются на другие головные уборы, а именно: цилиндры (демократический вариант), тюрбаны (восточный), береты (художественно-интеллигентный), спортивные кепки (пролетарский) и ковбойские шляпы (американский). Вместо деревянных винтовок — особенно в переходные периоды, после проигранных войн — можно вмонтировать зонтики или прогулочные трости. Тележка для парадов нужна во все времена. Пользуясь ею, можно не опасаться неожиданностей — обмороков, болезней, непредусмотренных военных событий. Испытания показали, что даже при прямом попадании в сердце каждого солдата ни один из них и глазом не моргнул. Оснащение нашей армии этими тележками будет знаменовать собой поворотный пункт в оформлении военных парадов».
Таков способ употребления тележки для парадов. Теперь для меня главная задача — уговорить наше командование безотлагательно приобрести две такие тележки: одну для вокзалов, другую для аэродромов. Но более всего мне хочется подчеркнуть тот факт, что отнюдь не гуманные соображения побудили меня изобрести эту тележку. Кто желает часами дожидаться посторонних людей, до которых ему нет никакого дела, пусть дожидается, хоть до обморока. Моя же единственная цель — сберечь деньги государству, в котором я имею счастье проживать. Ибо для ухода и смазывания тележки нужен лишь один человек (инвалид войны, к примеру). Даже беглое сравнение между расходами на этого единственного человека и расходами на сотни молодых здоровых дармоедов подтвердит более чем очевидные преимущества моего изобретения.
Фильтр для мемуаров
Помыслы многих наших политиков устремлены на запись воспоминаний. Хочется же черным по белому поведать благоговеющим правнукам и простому народу, какой лихой у них был предок. Пусть каждый онемеет от восторга, узнав, какую персону довелось ему однажды хлопать по подбитому ватой плечу фрака. Ни одно хрестоматийное произведение политической историографии не должно оставлять в забвении те случаи, когда благодаря молниеносным и, однако же, глубоко продуманным акциям отечество бывало спасаемо от непоправимого ущерба и от подлостей оппозиции. Не только Отто Бисмарк был преисполнен мыслей и воспоминаний. Наш господин министр сельского хозяйства и лесоводства, совершая инспекционные поездки, в душе своей тоже проносил по долам и весям строки, достойные опубликования. Но мемуары наших политиков заставляют изрядно поломать голову. И в этом повинен не только корявый стиль, который в устной речи меньше бросается в глаза, нежели при поддающемся контролю написанном тексте. У автора мемуаров может вдобавок оказаться отнюдь не неисчерпаемая сокровищница мысли.
Неровную скудную запись можно отдать на предмет исправления и украшения второразрядным писателям. В конце концов, и находясь у власти, человек не мог обойтись без сочинителя-невидимки. А молодой писатель, отдавший в услужение свои нерастраченные творческие силы, едва ли отнесется с высокомерием к чеку, выписанному бывшим начальством. Особенно если при этом не будет упомянуто его имя. Но у наших правителей поэты издавна вызывают активную неприязнь. Ведь эти люди способны воспевать в гимнах солнечные закаты, но равнодушно проходить мимо деяний высочайших правительственных чинов. Поэтому есть риск, что то или иное деяние лица, изнывающего по мемуарам, будет подобным автором просто-напросто упущено из виду.
Можно бы использовать в качестве пишущей силы ближайших родственников. Но далеко не все мужчины при вступлении в брак позаботились проверить будущую жену на «вдовьи задатки». Знай кое-кто из великих мира сего, какой вздор о нем будет распространять в письменном виде его супруга, он ни за что на свете не переступил бы с ней порог муниципалитета.
А уж детям в наши дни и вовсе нельзя доверять. При нынешнем отсутствии почтительности и господстве среди юного поколения неистребимой тяги к конкретности можно опасаться самых ужасных последствий. Эти сопляки сочтут необходимым поведать всему свету, что их великий отец носил кальсоны небесно-голубого цвета, что на сон грядущий он неизменно выпивал две бутылки дортмундского пива. Или что однажды — когда отца впервые показывали по телевидению — он тайком подкрасил бледные щеки румянами из косметических запасов матери.
Предлагаемый мною фильтр и должен предохранять от подобного рода откровенностей. Речь идет о миниатюрном аппарате, записывающем изображение и звук. Носить его можно под лацканом пиджака. Со дня занятия тем или иным политическим деятелем высокого поста мой аппарат будет записывать самое существенное. Что же назвать существенным? Все, что показывает героя в выгодном свете. Если случайный прохожий, завидев нашего деятеля, громко заявит: «Ну что за лицо у этого человека!» — аппарат тотчас запишет его слова, а если прохожий закончит фразу: «…так и хочется вдарить», этого аппарат уже не запишет. Если наш деятель произносит речь и раздаются аплодисменты, их записывают. А крики «долой» и свистки отсеиваются. Если при появлении деятеля видны приветливые лица, они попадают на пленку, если летят камни, фильтр их на пленку не пропустит. Если обладатель фильтра зачитывает положительные отзывы на свои деяния, они попадут в мемуары, если упреки и брань — их для потомства как бы не существует. Мой фильтр много бдительнее, чем архангел Гавриил перед входом в сады Эдема.
К тому времени, когда наш деятель надумает уйти от политики (что случается редко) либо умрет на боевом посту (что случается чаще), на пленке накопится достаточно материала, чтобы смастерить из него мемуары, которые он бы и сам одобрил. Эти мемуары будут в общем и целом совпадать с текстом надгробной речи, а надгробные речи плохими не бывают.
Бутафорский бундестаг
Не спорю: наше правительство сидит как приклеенное в мягких и высоких креслах бундестага. И кой- кого, чье провинциальное лицедейство давно уже не привлекает зрителей, до сих пор не сковырнешь с места даже ломом. При виде такой усидчивости знаменитая гранитная статуя сидящего Рамзеса II (1250 г. до н. э., Египетский музей, Турин) по-истине символизирует переменчивость и подвижность.
Простодушные граждане зачастую пытаются объяснять неизменность нашего правительства недостойными мотивами. Толкуют о старческом упрямстве, об упоении властью и корыстолюбии. В часы раздумий, приходящиеся на паузы между изобретениями, я усердно занимался этим вопросом и пришел к глубокому убеждению, что наше правительство неспособно руководствоваться недостойными мотивами. А причина, по которой оно цепляется за сиденье правительственной скамьи руками, ногами и задом, лежит гораздо глубже: наши правители любят свой родной бундестаг.
Вот где разгадка тайны! Все члены правительства, начиная с канцлера и кончая последним чиновником для особых поручений, до того сроднились с привычной атмосферой зала заседаний, что мысль о любом другом пристанище вызывает в них ужас. И действительно, разница между стенами парламента и четырьмя стенами собственного дома не может не ужаснуть политика. В бундестаге можно спокойно читать газету, всласть награждать своих коллег кличками, заимствованными из Брема, можно вздремнуть, можно за час наговорить столько, сколько дома тебе не позволят и за год. Так с какой же стати — даже при солидной пенсии — менять эту идиллию на неуютную трезвость одноквартирного дома в рассрочку?
Я проникся этим вполне понятным ходом рассуждений со стороны членов нашего правительства и парламента и потому рекомендую соорудить бундестаг особого рода — бутафорский бундестаг.
