— Тебе легко говорить, — пробурчал он, передразнивая ее. — Ты можешь вернуться в Нью-Йорк когда захочешь.
— Это правда. — Дети, неважно насколько они напрягаются из-за своей независимости, заносчивы. — А для себя ты уже все решил. Лос-Анжелес, да?
— Ага. Мне здесь чертовски надоело, — он уставился снова на ее ноги, туда, где протертая ткань на шортах была обрезана высоко на бедрах. — Ты там была?
— Да, пару раз. По правде говоря, это не мой стиль. Обязательно сообщи мне, когда попадешь туда, что ты о нем думаешь. Сожми кулак еще. — Она перелистнула страницу в альбоме, затем покачала головой. — Знаешь, мне кажется, надо нарисовать с плечами, как ствол дерева с корнями. Ты не снимешь футболку? Сейчас довольно жарко.
Он поглядел на нее, и пока снимал футболку, его глаза таинственно блестели. Она хотела его… Он знал это.
Клер видела в нем стройного, сердитого мальчика, с задатками мужественности. Еще она видела модель, тонкие руки, удивительно увитые мускулами, сила которых еще не приручена.
— Вот так хорошо. — Она спрыгнула со стола. — Дай-ка я покажу. Я тебя так долго держать не буду. Будет не удобно.
Она взяла его руку, пониже локтя, подняла и согнула. Затем она положила свои пальцы на его, и сложила их в кулак.
— Теперь держи под таким углом… Хорошо, а теперь слегка напряги. Потрясающе. У тебя отлично получается. Отступив чуть назад, она заметила его кулон. Он был сделан из серебра в странной геометрической форме. «Как пентаграмма, — подумала она и подняла глаза на его лицо». — Что это? Талисман?
Незанятой рукой он прикрыл его. — Что-то вроде.
Испугавшись, что смутила его, она снова взяла свой альбом и начала рисовать.
Она работала час, часто делая перерывы, чтобы отдохнула его рука. Раз или два она ловила на себе его изучающий взгляд, со слишком взрослым блеском в глазах. Она оставила это без внимания, немного удивленная, и немного польщенная тем, что он слегка увлекся ею.
— Отлично, Эрни, правда. Я хотела бы начать работать в глине, когда только у тебя найдется еще пара свободных часов.
— О'кей.
— Я дам тебе немного денег.
Оставшись один, он посгибал руку и прошелся вокруг гаража. Заметив скульптуру в углу, он резко остановился. И снова его пальцы прикрыли перевернутую пентаграмму, когда он рассматривал фигуру получеловека, полузверя, которую она создала из металла и кошмаров.
«Это знак», — подумал он, и задышал чаще. Его пальцы слегка задрожали, когда он протянул руку и благоговейно коснулся фигуры. Она принесла ее сюда для него. Ритуалы и жертвы были приняты благосклонно. Князь Тьмы передает ее ему. Теперь нужно только дождаться верного часа и места, и взять.
— Что ты об этом думаешь?
На всякий случай, прежде чем повернуться к ней, Эрни схватил футболку. Клер стояла за спиной. Она уставилась, так же как и он только что, на скульптуру. Он мог чувствовать ее запах, мыла и пота.
— В этом есть мощь.
Она удивилась, услышав такой отзыв от семнадцатилетки. Заинтригованная, она повернула голову и посмотрела на него.
— Тебе никогда не хотелось стать художественным критиком?
— Почему ты сделала такую фигуру?
— Просто так получилось.
— Прекрасный ответ. — У тебя получится лучше. Она обернулась на груду металла на сварочном столе. Да, кажется, получится. — Порыскав в карманах, она извлекла несколько купюр. — Я правда очень благодарна за то, что ты мне попозировал.
— Мне это нравится. Мне нравишься ты.
— Хорошо. Ты мне тоже нравишься. — Зазвонил телефон, и она скользнула к двери на кухню. — Извини. До скорого, Эрни.
— Ага, — он вытер влажные ладони о джинсы. — Очень скоро увидимся.
Клер открыла холодильник и одновременно сняла телефонную трубку.
— Алло. — Пока она извлекла сосиски, горчицу, огурчики и лимонад, влажное, тяжелое дыхание звучало ей в ухо. Она усмехнулась, засунула сосиски в микроволновую печь и тоже задышала в ответ, изредка прибавляя сиплым голосом: «да!» или «о, да!». Включив таймер на печи, она с хлопком открыла бутылку. — О боже, не останавливайся! — Закончила она долгим дрожащим стоном.
— Ну что, понравилось? — спросил тихий мужской голос.
— Чудесно. Невероятно. Превосходно. — Она сделала большой глоток пепси. — Жан-Поль, ты великолепно позвонил. — Она достала сосиску из микроволновки, положила ее в хлеб и принялась мазать толстым слоем горчицы. — Если Анжи когда-нибудь узнает…
— У меня вторая трубка, дурочка, — услышала она голос Анжи.
Посмеиваясь, Клер украсила сооружение кусочками огурчиков с укропом. Ну вот, теперь секретов нет. Как обстоят дела?
— После всего этого, — сказал Жан-Поль, — у меня обстоят.
— Веди себя пристойно, — сказала Анжи мягко. — Хотели узнать, как ты.
— Хорошо, — Довольная Клер взяла сочащийся сэндвич и вонзила в него зубы. — Правда, хорошо, — пробормотала она с полным ртом. — Например, только что я закончила несколько рисунков новой модели. У мальчика отличные руки.
— Да, правда?
Клер рассмешила ее интонация, и она затрясла головой.
— Да нет же, мальчик, ребенок. Ему шестнадцать, семнадцать. Еще я сделала несколько набросков моей подруги, официантки. Настоящая поэзия в движении. К тому же у меня на уме еще чудесная пара рук. — Она подумала о Кэме и пожевала задумчиво. — Может быть, лицо тоже. Или даже целиком тело. — «Только как он отнесется к предложению позировать голым?» — подумала она.
— Похоже, ты очень занята, cherie.[1] — Жан-Поль достал кусок
— Так и есть. Анжи, тебе должно понравиться: я работаю каждый день. По-настоящему работаю, — прибавила она, перебежала к полке и снова откусила от бутерброда с сосиской. — И только что закончила одну вещь.
— И? — осторожно поинтересовалась Анжи.
— Лучше будет, если вы сами ее увидите. Я слишком близка к ней.
Зажав трубку между ухом и плечом, Жан-Поль перекидывал камень из руки в руку. — Как жизнь в захолустье?
— Лустье, — поправила Клер. — Захолустье, и это отлично. Почему бы вам не приехать посмотреть самим?
— Как насчет этого, Анжи? Хочешь, несколько деньков в деревне? Мы сможем вдыхать запах коров и заниматься любовью на сене.
— Я подумаю об этом.
— Неделя в Эммитсборо это не год на Пустыре. — Воодушевленная этой идеей, Клер покончила с сосиской. — Здесь нет кабанов и насильников.
— Je suis desole,[2] — сказал Жан-Поль, пробуя языком щеку изнутри. — Что скажешь, cherie?[3]
— Покой, умиротворение — даже уютный вид скуки. — Она подумала об Эрни с его юношеской неугомонностью и неудовлетворенностью. «Не всем скучно», — решила она. — После того, как я проведу вас по горячим местам типа закусочной «У Марты» и таверны Клайда, мы сможем сидеть на крыльце, попивать пиво и глядеть, как растет трава.
