— А мы отдадим очки дяде Юре.
Лиза сняла рюкзачок, аккуратно вынула из кармашка футляр, сняла очки, уложила их, как драгоценность, завернув в замшевую салфетку, защелкнула крышку футляра и посмотрела беззащитными глазами на Степанкова. Он, в свою очередь, хлопал себя по карманам куртки, выкладывал в руки охранника бумажник, ключи, футляр с солнцезащитными очками, мобильный телефон…
Юра неодобрительно хмыкал.
— Ну, пойдем, что ли? — повернулся Степанков к Лизе. — Боишься?
— Не очень, — ладошка у нее тем не менее взмокла.
— Ну и молодец!
Они поднялись на площадку, Степанков придерживал девочку за плечи. Она не смотрела под ноги, как будто знала, какие ступеньки ведут к качающимся на ветру люлькам. Степанков усадил ребенка, внимательно посмотрел, как она устроилась, где ноги, за что будет держаться. Конструкция внушала доверие. Сам он устроился сзади. Машина загудела и вздрогнула, стала подниматься, раскручиваясь. Расстояние между кабинками увеличивалось. Он видел только Лизину голову с задорным развевающимся хвостом. Кабинки вращались вокруг своей оси и одновременно — вокруг мачты общего центра, разлетаясь от него и друг от друга все дальше и дальше. Когда они начали подниматься, то люльки стали еще и раскачиваться. Степанков, откровенно говоря, такого не ожидал и уже с тревогой вглядывался: как там Лиза, что с ней. Он не видел лица девочки и жалел, что неправильно выбрал кресло. В животе у него стало пусто и щекотно, и уже хотелось, чтобы все это быстрее закончилось; не приведи, господи, чтобы девочке стало плохо. Что он о ней знает? О ее здоровье, об этом самом вестибулярном аппарате, в конце концов. Теперь-то он понял, какую ответственность взял на себя, отправившись на прогулку с чужим ребенком.
Охранник-водитель Юра казался сейчас умнее и предусмотрительнее своего шефа.
Лиза выпрыгнула из кабинки, как только Володя подошел к ней. Свеженькая, с розовыми щеками, радостно блестящими глазами, она сразу затараторила:
— Уф, здорово, правда? Как на больших качелях, только в сто раз круче. Да? Вы как? Мама такое не выносит, ее укачивает, а папа со мной сюда не ходит. Он обещал зимой, что летом пойдем, только ему все некогда. Вы моего папу знаете? Вы же его сегодня видели, его машина отъезжала, когда мы из подъезда вышли, я по звуку ее узнаю.
— Ну, хорошо, Лиза, спокойно, впереди ступеньки. Голова не кружится?
— Что вы! Я еще хочу… — просительно протянула она, — я могу много раз так кататься, и ничего со мной не будет… Только это дорого, да?
Девочка подпрыгивала, как козленок, заглядывая ему в лицо, видимо, забыв, что она без очков. Степанкову передалась ее радость, он с удовольствием смотрел на этот комочек жизнерадостной энергии и с облегчением думал: пронесло, пронесло, пронесло…
Они катались еще на лодках-качелях, которые переворачивались в небе, на огромных каруселях и бог знает еще на чем… А когда начал накрапывать дождь, пошли на веранду большого ресторана перекусить. Обедать Лиза категорически отказалась.
Пока они сидели за столиком, беспрерывно звонил мобильник. Степанков согласовывал, утрясал, утверждал, отдавал распоряжения.
— Владимир Иванович, здравствуйте! Я сейчас не в Москве и хотела бы узнать ваши ближайшие планы. Вы будете дома в конце августа?
Мила. Вот это сюрприз!.. Голос ее был совсем-совсем не враждебным, скорее напротив… радостным.
— Я к вашим услугам, Мила. Отложу все и буду ждать приглашения. Хотя бы на чашку кофе, — сказал и мысленно обозвал себя идиотом за слащаво-пошлый тон.
— Ой, это мама! Это она. Ведь она одна только Мила, правда? — девочка потянулась к трубке.
— Можете поговорить с дочерью, она телефон у меня отбирает!
— Мамочка! Я прокатилась на «Кондоре»! Совсем не страшно! Я не выпала! Мы в ресторане! Не волнуйся, пожалуйста. Целую! — Лиза протянула трубку Володе. — Мама вас просит!
— Владимир Иванович! — Голос Милы совсем не походил на тот, что был мгновенье назад. — Прошу доставить мою дочь домой и более ею не интересоваться. Немедленно. Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы я могла доверить вам ребенка. Очень жаль, что свекровь моя так не считает. Своих детей не завели, так с чужими играете?
Володя понял, что она сама себя заводит.
— Вы совершенно зря беспокоитесь. У вас нет никаких оснований волноваться за дочь. Она скоро будет дома. — Степанков нажал на разъединение.
Настроения как не бывало.
В Ясенево они попали около восьми часов.
Открыв дверь, Зоя Павловна внимательно посмотрела на Лизу, потом на Володю. Убедившись, что все в порядке, выслушала бурный рассказ внучки, поахала, что они такие храбрые, потом отправила Лизу мыть руки, переодеваться и ждать в своей комнате, пока не позовут к ужину. Лиза упорхнула. Степанкову показалось, что девочка будто выросла за этот день, стала как-то свободнее и увереннее в движениях.
Зоя Павловна усадила Володю на кухне, заварила чай, выставила привычное угощение. Через некоторое время прибежала Лиза. Девочка протянула ему альбомный лист с ярким рисунком:
— Это вам.
— Спасибо, — Степанков растерялся. Подарка он не ожидал и не знал, что сказать. Только пробормотал: — Красиво ты рисуешь.
Лизе и этого было достаточно. Она обрадованно поскакала к себе в комнату.
Зоя Павловна, глянув на Степанкова извиняющимся взглядом, сказала:
— Звонила Мила. Знаете, я, пожалуй, стала причиной ее… ее… Скажем так, неадекватного поведения по отношению к вам. Честное слово, я не предполагала, не знала, что будет такая реакция. Да она себя так никогда и не вела. Странно… И вообще, что это она вам звонить надумала? А?
— Не знаю, Зоя Павловна, я тоже не понял, что это она так…
— Ну, вы уж ее простите. Да и меня, старую дуру. Может, действительно не следовало вас беспокоить…
— Ладно, Зоя Павловна, разберемся. А мне пора.
— Лиза! Иди, попрощайся с Владимиром Ивановичем. Что это с ней? Пойду, посмотрю. Извините, Володя.
Зоя Павловна быстро вернулась.
— Заснула. Умаялась, видно. Непривычны ей такие прогулки, свежий воздух… Спасибо вам еще раз за то, что Лизоньку порадовали. И меня, старую, выручили. Детских радостей у нее мало. С ровесниками ей сложно, сами понимаете. Но зато она теперь знает радость труда, а это немало для такого возраста. Но ничего. Не зря. Будет она, обязательно будет великой пианисткой! Это я вам говорю. При ней-то мы себе этого не позволяем. Не перехвалить бы девочку.
По дороге домой Степанков растерянно смотрел на мелькающие огни вечерней Москвы. Поехали через центр: в выходной пробок не было. Мыслями он был не здесь, в столице, а в каком-то далеком и незнакомом городе, где переводила фильмы эта странная и вздорная гордячка Мила.
Машина между тем неслась по пустым мокрым улицам. Водитель включил дворники и искоса посматривал на ушедшего в себя шефа. Они мчались по сияющему Новому Арбату, по мосту через Москву- реку, мимо гостиницы «Украина» с вывеской нового итальянского ресторана.
— Посмотрите, уже открываются. Италия, блин. А продукты с ближайшего рынка. Как вы думаете, а, Владимир Иванович? — Молчавшему до сих пор Юре хотелось поговорить. — Рестораны у нас теперь в каждой подворотне, кто в них ходить будет?
— Открываются и открываются, — рассеянно ответил Степанков. — Больше ресторанов — жестче конкуренция. Лучше посетителю.
Степанкову не хотелось даже думать о чем-то или о ком-то другом, кроме Милы, но настойчивых мыслей своих он побаивался. Но они, тайные, едва зародившиеся где-то глубоко, в подсознании, еще
