Такую помощь мы должны были получить от агрессивных стран, готовящих войну против Советского Союза. В 1933 году в связи с усилением агрессивных намерений Японии и приходом к власти фашистов в Германии мы держали ставку на интервенцию со стороны этих держав… С этой целью мы… на местах проводили вербовку лиц», способных «стать во главе повстанческого движения в момент интервенции. Руководители повстанческих групп в районах имели… контингенты из враждебно настроенных слоев населения, баев и мулл. Последние должны были явиться ядром повстанческих групп.
Подобная работа велась через Кулумбетова, Дивеева, Сарымулаева и других членов организации в Казахстане, установивших связь с националистической эмиграцией в Западном Китае, Афганистане и Иране… Лично я также связан с эмигрантскими кругами». По признанию подследственного, эти связи сохранились еще с Гражданской войны: «Связь существовала между Букейхановым и японским агентом бароном Унгерном, у Букейханова, Байтурсунова, Тынышпаева — с белогвардейцами в Китае. Такая связь была у среднеазиатских пантюркистов, имевших сношения с агентами Англии, Японии и Турции».
Говоря о более поздних контактах, Ходжанов пояснял: «Весной 1935 года учитель Касымов Ибрай… сообщил мне, что Сокаев ведет переговоры с Японией об организации восстания и интервенции в СССР. Учитель Тагиров (татарин) в 1936 году сообщил мне, что он имеет налаженную связь со Стамбулом… Инструктор ЦКзема Казахстана Кожайдаров Дарибай осенью 1936 года в г. Ташкенте на моей квартире сообщил, что в Алма-Ате Ермековым Алимханом получено предложение от Чокаева начать через казахских эмигрантов переговоры с представительством Японии в Западном Китае… В 1936 году мною поручено Асфендиараву, Жандосову, Масанчи и Розыбакиеву вести переговоры с японским агентом в Западном Китае об установлении тесной связи с японским правительством в вопросах подготовки войны против СССР… С английской агентурой наша националистическая организация связана с 1922 года через… Асфедиарова Санжара, который в совершенстве владеет английским языком»…
Вопрос. Через кого вы лично были связаны с закордоном?
Ответ. В разное время ко мне являлись с поручениями и сведениями от находящегося в эмиграции Чокаева следующие лица: Казбеков С., Салихов Мян Бузрук, Вердиев Беки, Мадриамов Абдулхай — все после приезда из-за границы. Сведения от Чокаева мне передавали: Юнусов Гази Галим, Дайрабаев Шегебей, Утегенов Садык, Жиманов Ибрай, Касымов Ибрай, Тагиров и Комадаров Дарыбай…»
В ходе допроса подследственный перечислил несколько десятков партийных и государственных чиновников Казахстана, причастных к националистической деятельности. В их числе он назвал: «Асфендиарова Санжара — руководителя Академии наук в Казахстане, Тоханбаева — работает в Ленинграде в одном из институтов Академии наук СССР, Багизбаева — заместителя председателя Чимкентского горсовета… Кадырбаева — директора Алма-Атинского казахского театра, Жургенова — наркома народного просвещения Казахстана, Бекжанова — директора Педагогического института в Алма-Ате, Кабулова — заведующего отделом ЦК Компартии Казахстана… Досова — секретаря Южно- Казахстанского обкома партии; Сафарбекова — секретаря Западно-Казахского обкома, Батырбекова — бывшего директора мясокомбината, Ескараева — заместителя председателя СПК Казахстана… Лекерова — бывшего работника Госплана, Торегожина — бывшего работника Наркомзема, Мендешева — председателя Комитета науки аз. ЦИКа» и других.[19]
В том, что накануне войны «интеллигенция» национальных республик «косила» свои глаза за кордон, не было ничего необычного. Как показало крушение советской власти и последовавший развал СССР, тенденции национализма продолжали свое существование в сознании элит и при социалистическом строе. Для «интеллигенции» нация является главным источником не только политической и духовной власти. Опираясь на национальные чувства, «интеллигенция» получает преимущественное право на присвоение благ, произведенных трудом своих соотечественников, и закрепление высокого общественного положения за своими потомками.
Сегодня многие ученые и политики на Западе все чаще сходятся во мнении о том, что XX век вообще был «веком национализма», чаще всего проявлявшегося в форме сепаратизма. Накануне Второй мировой войны сепаратизм, то есть стремление к отделению части государства или предоставление автономии, было особенно широко распространено в Европе. Именно на волне национал-сепаратизма Гитлер осуществил присоединение к Германии Австрии и захват Чехословакии. На сепаратистские настроения и решительные действия антисталинской оппозиции Гитлер и его окружение рассчитывали и в готовившейся войне против Советского Союза. Однако Сталин, как никто другой, хорошо осознавал как внутренние, так и внешние угрозы. Поэтому он предпринял все необходимые меры, чтобы полностью устранить первые и минимизировать последние. Но сошлемся на мнение современника вождя.
Глава 4. Сомнения Джозефа Дэвиса
Джозеф Эдвард Дэвис был выходцем из небогатой семьи ремесленника в штате Висконсин и со студенческих лет был связан с Демократической партией. После окончания университета он стал специалистом в области права и к 1936 году приобрел опыт юридической и административной деятельности, а также связи в политических кругах и бизнесе. В августе 1936 года американский президент Рузвельт назначил Дэвиса на должность посла Соединенных Штатов в Советском Союзе, поручив ему собрать достоверную информацию «о достижениях СССР» и выяснить, «какую политику будет проводить Сталин в случае начала европейской войны».
В Россию Дэвис выехал с супругой Марджори Пост, бывшей женой богатого нью-йоркского брокера Э. Хаттона. По пути посол «заглянул» в Германию, где встретился с начальником русского отдела Министерства иностранных дел рейха, который в беседе уверял американца в непрочности советского режима. 16 января 1937 года Дэвис записал в своем дневнике: «По его словам, положение Сталина непрочно. По его словам, я, вероятно, обнаружу, что в России развивается революционная активность, которая вскоре может вспыхнуть открыто». Но почему германский чиновник так считал? Какой информацией он обладал?
В советскую столицу дипломатическая чета прибыла 19 января, а уже через четыре дня посол присутствовал на открывшемся судебном процессе по делу параллельного антисоветского троцкистского центра. Дэвис был опытным юристом, отлично знавшим все тонкости судебного следствия и правовой аргументации, — недаром он побеждал в тех судебных делах, которые вел сам. В своем отчете о московском процессе он писал государственному секретарю США: «Рассматривая это дело объективно и основываясь на своем опыте ведения процессов и методов проверки достоверности показаний, я вынужден прийти к убеждению, что доказано по меньшей мере наличие широко распространенной конспиративной деятельности и широкого заговора против советского правительства».
Такое мнение не было точкой зрения, предназначенной лишь для официальных отчетов. Позже, уже во время другого — мартовского судебного процесса 1938 года, в письме своей дочери Эллен Дэвис рассказывал о своих впечатлениях: «Процесс показал все элементарные слабости и пороки человеческой природы — личное тщеславие самого худшего образца. Стали ясными нити заговора, который чуть было не привел к свержению существующего правительства». То же он говорил и во время кратких поездок в США.
«Совершенно ясно, — заявил он в одном из выступлений, — что все эти процессы, чистки и ликвидации, которые в свое время казались такими суровыми и так шокировали весь мир, были частью энергичного и решительного усилия сталинского правительства предохранить себя не только от переворота изнутри, но и от нападения извне… Чистка навела порядок в стране и освободила ее от измены».
Однако, наблюдая за событиями в Советском Союзе изнутри, со своим именитым тезкой, Иосифом Сталиным, американский посол встретился лишь в 1938 году. В своей книге «Миссия в Москву», изданной в октябре 1942 года, Джозеф Дэвис так описывает эту встречу: «После того как я покинул кабинет президента Калинина и перешел в приемную премьера, прошло всего несколько минут… и вдруг я просто остолбенел — в глубине комнаты открылась дверь и вошел Сталин, с ним никого не было. Мне и в голову не могло прийти такое… Ни один дипломат не встречался с ним так, будь то в официальной или неофициальной обстановке. Фактически он избегает встреч. Любая его встреча с иностранцем становится почти историческим событием.
