— Это одно из слов, которые он знает, — сказал эль Грос. — Он очень этим гордится.
Юсуф достал из кожаного кошелька хлеб, начиненный жареным мясом, разорвал его надвое и отдал половину англичанину.
— Хлеб. Мясо. Тебе, — сказал он. — Потому что ты такой сильный.
— Спасибо, — сказал англичанин. — Я голодный. Спасибо.
— Это другие слова, которые он знает, — сказал эль Грос. — Давай, парнишка. Рискни поиграть с нами в кости, по грошу за бросок.
И решив, что это развлечение стоит больше гроша, который наверняка проиграет, Юсуф вынул монетку и положил перед собой.
Монетка оказалась проиграна, и эль Грос усмехнулся. Юсуф встал.
— Мне нужно возвращаться, — сказал он. — Можно я вернусь сюда?
— С удовольствием предвкушаем встречу с тобой, — ответил Ахмед.
— Мы всегда здесь, кроме того времени, когда колокола звонят к мессе, — сказал Роже.
— В следующий раз, может, я позволю тебе отыграться, — сказал эль Грос.
Когда Юсуф вернулся во двор, сцена там изменилась. Маленькая Хасинта в тенистом углу у стены играла с ребенком. Бонафилья сидела под деревом одна, наблюдая за Хасинтой и маленьким мальчиком. Исаак, Иаков, Аструх и Давид сидели за столом, увлеченные послеобеденным разговором о текущих проблемах, вызванных войной на Сардинии. На столе были холодные блюда: цыпленок, запеченная рыба, турецкий горох с травами в масле и уксусе, чечевица, фрукты и хлеб. Он положил себе на хлеб рыбы и кусочек цыпленка.
Ребенок, устав от игры, залез на колени Хасинте и уснул. Лия вышла из кухни, взяла его и понесла в кроватку. Хасинта посмотрела, не наблюдает ли кто за ней, и потихоньку ушла со двора. Через несколько секунд, посмотрев на верх окружающей сад стены, Давид тоже поднялся и пошел к сидевшей Бонафилье.
Юсуф понес свою еду в укромное место за кустами и сел, чтобы поесть в покое. Покой его продлился недолго.
— Я думала, вы избегаете меня, сеньор Давид, — услышал он голос сеньоры Бонафильи. Он показался мальчику резким, нервозным и вместе с тем странно кокетливым.
— Будь это так, был бы я здесь? — ответил Давид, не задумываясь.
— Возможно, если вы подошли только по указанию вашего брата.
— Сеньора Бонафилья, как вы можете считать, что кто-то станет избегать вас? — сказал Давид. — Ваша красота привлекла бы и железо, и камень.
— Вы действительно считаете меня красивой? — спросила Бонафилья. Она оставила свою жеманную манеру речи и говорила робко и мучительно искренне. — Вы не были разочарованы, увидев меня?
— Право же, нет, — ответил Давид. — Я был очень изумлен, увидя вас. Я предполагал, что художник, писавший ваш портрет, солгал, однако надеялся, что не очень.
— Вы говорите правду? — спросила она. — Или это ваша обычная любезность? Я заметила, что вы всегда любезны и вежливы.
— Правду; — ответил он сухо. — Все хвалили вашу добродетель и вашу скромность — они меня не удивили. И робость, на которую жаловался ваш брат до того, как было заключено соглашение о браке, показалась мне дополнением к вашим добродетелям. Но я не верил, что они будут сочетаться с такой красотой. Все, что говорили о вас, правда, — сказал он так негромко, что уже заинтересовавшийся Юсуф едва расслышал.
Мальчик услышал резкий вдох, а затем шелест одежды.
— Бонафилья, в чем дело? — спросил Давид. — Куда вы?
Повернувшись, Юсуф увидел движение подола платья Бонафильи по камням, когда она встала. Потом и все остальное — в том числе и залитое слезами лицо, — когда она побежала по двору, затем по ступенькам в дом.
— Черт возьми, что это значит? — услышал он недоуменный голос Давида.
В эту же дремотную вторую половину дня сеньора Хуана искала покоя в саду ее величества, где сидела с шитьем на коленях и наблюдала, как пестрая кошка Маргариды крадется к листу под кустом. Это ее занятие прервал знакомый голос:
— Сеньора Хуана, я не ожидал вас здесь обнаружить. Весь мир спит в послеполуденной жаре.
Хуана подняла шитье и повернула голову.
— Сеньор Пигбаладор, в саду я искала только прохладного ветерка. Не ожидала найти здесь что-то иное — даже вас.
— Ее королевское высочество занято где-то в другом месте, поэтому я осмелился искать вас в этом убежище. Но неужели я для вас всего лишь что-то иное?
— Нет, не всего лишь, — ответила Хуана. — Думаю, вас можно назвать веселым собеседником. Хотя я знаю вас не особенно хорошо и не уверена, можно ли доверять вам…
— Доверять мне? — резко переспросил Бонсом.
— Видеть в вас постоянно источник веселья. Я уверена, что у вас, как и у большинства людей, бывают скучные минуты.
— Никогда, — сказал он.
— В январе, когда льют дожди, вы страдаете от холода, а земля слишком мокрая для охоты?
— Тогда я велю развести в камине огонь, принести горячего вина с пряностями и рассказывать веселые истории.
— Должно быть, это очень утомительно, — сказала Хуана.
— Когда хочу быть хмурым, сварливым, — сказал Бонсом, — я покидаю друзей и срываю дурное настроение на нескольких избранных слугах, которым хорошо плачу, чтобы они это терпели.
— Нужно запомнить, — сказала Хуана.
— Но я забылся, сеньора. Непростительно шутить в доме плача. Судьба нанесла вам жестокий удар. Оставить вас в покое?
— Нет, сеньор, — сказала Хуана. — Вы отвлекли меня от печальных мыслей. Я благодарна.
— Я удивляюсь, что вы не возвращаетесь в загородное имение, чтобы избежать бездумных разговоров с такими, как я, — сказал Бонсом.
— Ее королевское высочество упорно настаивала, чтобы я вернулась к ней, — сказала Хуана. — Она считает, что при создавшихся обстоятельствах так будет лучше.
— Принцесса Констанса в высшей степени любезна, — сказал Бонсом.
— И хотя после смерти моего мужа прошло совсем немного времени… — Хуана сделала паузу. — Она уже говорит о различных партиях для меня. Боится, что одной мне будет трудно. Говорит, кто-нибудь приятный, кто сможет охранять мои интересы.
— Помните, я предлагал то же самое, — сказал Бонсом.
— Да, сеньор. Предлагали. Тогда я надеялась, что в этом не будет необходимости. Но теперь, — сказала она с тревогой в глазах, — право, не знаю, что мне лучше всего делать.
— Вот потому другие и берутся думать за вас. Прислушайтесь к ним, сеньора.
Хуана подалась вперед и посмотрела прямо в глаза Бонсому.
— Но скажите, сеньор, как я могу выбрать мужа из Перпиньяна? Всякий раз, когда кто-нибудь называет какое-то имя, я боюсь, что этот человек затравил моего мужа до смерти.
— Вы верите в это?
— Я этого боюсь. Скажите, что вы знаете о доне Рамоне Хулиа?
— То, что знают все, — осмотрительно сказал Бонсом.
— Скажите мне, — попросила Хуана. — И не вежливую ложь, сеньор, а правду.
— Это труднее. Могу сказать, что сейчас он отчаянно нуждается в деньгах.
— Мог бы он пойти ради них на убийство?
— Если б считал, что при этом может избежать опасности для себя. Он не особенно смелый человек, но страсть его жизни, сеньора, азартные игры. К сожалению, он не разумный и не искусный игрок. Я слышал от него, что ему принадлежит доля в рейсе «Санта-Марии Нунсиады», и он надеется вернуть
