который учился у монахов, приятном, разговорчивом, который приехал из Валенсии.
— И ты побеспокоил меня из-за этого? — спросил епископ.
— Нет, ваше преосвященство. Она еще сказала, если я верно помню ее слова, что он «симпатичный, с ангельской улыбкой, золотистыми волосами, ловко работает руками, починил любимое ожерелье моей сестры, которое сломалось». Это напомнило мне о человеке с ангельским лицом, который украл золотые мараведи из кошелька одного человека и заменил их медными монетами, этого никто не видел, кроме остроглазого и подозрительного хозяина таверны.
— «Ангельского вида молодой человек с именем, похожим на Рафаэль», — сказал Беренгер с быстро подавленной улыбкой. — Интересно, как зовут этого.
— И который появился невесть откуда с письмом от далекого знакомого сеньора Хайме, нотариуса. Я позволил себе вольность поговорить с ним перед тем, как беспокоить вас, ваше преосвященство, потому что если сеньор Хайме мог оказать этому молодому человеку значительную поддержку, то у меня нет оснований для подозрений.
— Но он не оказывал?
— Нет. Молодой человек вошел, отдал письмо и спросил, можно ли получить какое-нибудь место. Тут секретарь сеньора Хайме напомнил ему, что его сестра спрашивала, нет ли подходящего человека, потому что их управляющий завален работой и нуждается в трудолюбивом молодом помощнике.
— На этой финке дела, видимо, идут хорошо, — заметил епископ. — Нужно не забыть сказать Бернату. Всякий раз, когда мы ищем пожертвований, чтобы накормить или обеспечить жильем больных и бедных епархии, хозяйка поднимает жалобный вопль о страшной бедности.
— Когда я спросил, могло ли письмо быть поддельным, сеньор Хайме чуть подумал и сказал, что тогда не написал этому деловому знакомому, но немедленно напишет. И спросил, не возместит ли ему епархия расходы, если отправит письмо с курьером.
— Письмо можно отправить в нашей сумке, — сказал епископ. — Мы завтра ждем курьера из Барселоны.
— Я передам ему, ваше преосвященство, — с бесстрастным выражением лица сказал сержант. Он уже сказал об этом сеньору Хайме. — Потом, видимо, секретарь сеньора Хайме пошел в финку с этим молодым человеком и представил его хозяйке.
— Как он называет себя? — спросил Беренгер.
— Раймон, ваше преосвященство.
— Раймон, клянусь всеми святыми в раю, — сказал епископ. — Я хочу поговорить с этим молодым человеком. Возьми сколько нужно людей и приведи его.
Но когда сержант с шестью людьми приехал в финку, их птичка улетела.
— Не представляю, где он может быть, — с очень встревоженным видом сказала хозяйка. — Ужинал он здесь, я это знаю. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Он не из этих буйных молодых людей, которые привыкли скандалить и драться.
— Где он спит? — спросил сержант.
— У него комната над конторой управляющего, — ответила она, показав на маленькое крыло дома, образующее часть стены двора. — Ему это очень удобно.
Они пошли осмотреть эту комнату и увидели, как она удобна, лестница внутри двора, шедшая из комнаты секретаря, оканчивалась у калитки. Калитка была закрыта, но не заперта, и в спальне наверху никого не было.
Поиск в течение часа при свете фонаря в доме и надворных постройках не принес ничего. Молодого человека словно там и не бывало.
Исаак позвонил в колокол у ворот один раз, негромко; вскоре послышались быстрые, легкие шаги, затем борьба с засовом.
— Ракель? — спросил Исаак. — Где Даниель?
— Ш-ш-ш, папа, — произнесла она, открывая ворота. — Он спит в твоем кабинете.
— На моей кушетке?
— Где же еще? Ой, папа, он так устал с дороги, что постоянно клевал носом. Я сказала, что ему будет удобнее на твоей кушетке, и поскольку он как будто зябнул, укрыла его твоим плащом. Через минуту он заснул и все еще спит. Пойду разбужу его.
— Не беспокой его, дорогая моя. Я посплю в спальне твоей матери. Ракель, и вот что еще. Пошли посидим у фонтана.
Ракель внимательно слушала его негромкую речь, несколько раз кивнула и обратилась к отцу.
— Конечно, папа, — сказала она. — Может, будет и трудновато, но я позабочусь обо всем. Хорошо, что мама так занята с младенцем.
— Не стоит недооценивать проницательный взгляд и острый слух матери, дорогая моя, — сказал Исаак, потрепав ее по колену.
Поутру, едва слуги протерли глаза, Исаак появился у ворот Мордехая. Привратник не мог поверить, что кто-то может быть таким бесчувственным. Казалось невозможным, что человек, часто бывавший почетным гостем дома, явится в такой час и потребует, чтобы его проводили в спальню хозяина. Он долгое время беспомощно смотрел на Исаака, потом пришел к выводу, что просто не может прогнать его. Отвел гостя в комнату, где обычно ждали клиенты, и пошел наверх будить Мордехая.
— Давай, приятель, веди его наверх, — сказал Мордехай, не любивший, чтобы его будили так рано. — Нам нужно поговорить о многом. Усади его в гостиной, и пусть кто-нибудь принесет нам перекусить.
— Хорошо, сеньор Мордехай, — сказал привратник, расстроенный из-за того, что хозяин не выказал желания немедленно выпроводить врача.
— Входите, Исаак. По реакции привратника я понял, что час ранний.
— Боюсь, что ранний, но мне нужно поговорить с вами до начала дневных дел.
— Колокола уже прозвонили первый час?
— Да, Мордехай. Я не хотел будить вас раньше, разве что у меня бы не было выбора. Но причина того, что я здесь…
— Да, почему вы здесь? Что-то случилось?
— Нет, только прибыл курьер с пачкой писем для вас, и я хотел отдать их.
— И поэтому разбудили меня? Исаак, там наверняка деловые вопросы. Это очень любезно, только не следовало совершать таких усилий.
— Я не был в этом уверен. Письма от вашего друга сеньора Маймо.
— От Маймо? Значит, Даниель вернулся из Мальорки? В таком случае, я сейчас взгляну на них, — добавил он, не дожидаясь ответа. — Много времени не потребуется, чтобы выяснить, связаны ли они с моими запросами.
— Я буду ждать со всем терпением, — сказал Исаак.
Мордехай сломал печать на промасленном шелке пакета, который принес Исаак, и вынул пять писем. Осмотрел их, положил три на стоявший сбоку столик и сломал печать на одном из двух.
— Это от самого Маймо, — сказал он с рассеянным видом и быстро пробежал глазами аккуратные строчки. — Оно связано главным образом не с тем делом, по которому я посылал Даниеля. Возможно, второе письмо более интересное.
Когда он сломал печать на нем, вошла экономка с одним из слуг, несшим большое количество еды и питья. Мордехай сидел молча, пока они расставляли на столе завтрак, состоящий из фруктов, хлеба, хорошего сыра, блюд из риса и чечевицы с ароматными травами и освежающего мятного напитка. Убедился, что его гость доволен, и отослал слуг. Подождал, чтобы массивная дверь в его личную гостиную плотно закрылась.
— Не хочу; чтобы содержание этого письма стало предметом разговора среди слуг, — сказал он. — Оно от Перлы, вдовы Ездры, Написано в четверг, задень до отъезда Даниеля. Теперь, когда мы одни, я прочту его вам.
