ничего такого, что помогло бы юному Луке.
— Возможно, и есть, — сказал Исаак. — Посмотрим. Мордехай, могу я попросить вас о большом одолжении?
— Конечно, — ответил его друг. — О каком?
— Можете скрывать весть о том, что сын Фанеты мертв? Пока не приедет Даниель и не объяснит, что именно происходило на острове.
— Если хотите, — ответил Мордехай. — Не знаю, что это даст, но буду скрывать.
— Это облегчит мне душу, — сказал Исаак.
Исаак быстро шел к дому по улицам гетто в тишине раннего утра. Кое-где рано поднявшиеся домохозяйки и служанки суетливо занимались делами, но большинство жителей города только начинало просыпаться.
Врач значительно замедлил шаг, когда подошел к склону ведущему к его воротам, чтобы дать себе время разобраться в том, что только что услышал.
— Если они оба умерли одновременно, — подумал он негромко вслух, — то отчего? От болезни, которая разом поразила обоих в одном доме и не затронула сеньору Перлу? Возможно.
— Сеньор Исаак, — послышался знакомый голос. — Нет нужды разговаривать с самим собой. Его преосвященство будет очень рад поговорить с вами.
— Сейчас, сержант Доминго? — спросил Исаак, повернувшись в сторону голоса.
— В эту самую минуту, — ответил сержант. — Извините, что не пришел вчера вечером поговорить с вами, но я обнаружил нечто столь искушающее, что тут же пошел с этим к его преосвященству.
— Можете сказать что, пока мы идем к дворцу?
— Если обещаете слушать, как его преосвященство пересказывает это, так, будто до этого не слышали ни слова.
— Друг, это самое малое, что я могу для вас сделать. Если позволите мне сказать несколько слов дочери, я поспешу во дворец изо всех сил.
— Я подожду здесь, — сказал сержант.
Исаак быстро прошел по двору, негромко постучал в дверь кабинета и вошел.
— Ракель? — прошептал он. — Ты еще здесь?
— О, папа, — послышался нетвердый голос. — Я уснула, сидя на полу возле кушетки. Совсем, как деревянная.
Когда она с трудом поднималась на ноги, послышался шелест ткани.
— Даниель все еще тут?
— Извини, папа, да. Ничего не произошло, — добавила она поспешно. — Он так крепко спал, что я не могла…
— Не трать слов на оправдания. Пусть тайно остается здесь до моего возвращения. Непременно накорми его завтраком, если я задержусь дольше, чем предполагаю, но пусть никто — совершенно никто, ни мама, ни сеньора Дольса — не знает, что он вернулся. Ради себя и ради него, дорогая моя, сделай, как я прошу. А теперь мне надо идти.
— Жаль, что узнал это все не вчера, — сказал Исаак, когда сержант закончил рассказ.
— Почему? — спросил Доминго.
— Потому что где-то в этом, даже если вы не можете найти Раймона и арестовать, есть свидетельство, которое могло способствовать освобождению Луки. Сейчас я не верю, что это возможно.
— Возможно, если его преосвященство тоже поверит, что он не виновен, — сказал сержант. — Суд не соберется на заседание, пока его преосвященство не будет готов, а у судей есть какой-то способ предугадывать мнения его преосвященства, а потом решать, что это действительно верное мнение. Совсем как у судей его величества. Хорошо, что они оба в целом просто люди, — сказал Доминго в неожиданном порыве искренности.
— Пожалуй, вы правы, — сказал Исаак. — Вы меня несколько приободрили.
— Я не уверен, что это всерьез связано с виной или невиновностью юного Луки, — сказал епископ, кратко изложив события предыдущей ночи, — но, кажется, касается их.
— У меня есть еще одна причина считать, что человек, которого мы ищем, — этот самый Раймон, ваше преосвященство, — неторопливо сказал Исаак. — И что он из Мальорки.
— Да? И вы скажете нам эту причину?
— Скажу, ваше преосвященство. Ребенок, который подвергся нападению у моста, прошлым вечером ненадолго пришел в чувство и вспомнил кое-что о предполагаемом посыльном. Сказал, что человек, с которым столкнулся под мостом, говорил совсем, как его мать, и употреблял те же самые выражения — насколько я понимаю, ваше преосвященство, он имел в виду грубые или богохульные — что и она, когда сердилась на него, и вспомнил, что почувствовал тоску по родным местам. Мать его была из Мальорки. Кроме того, описал толстый плащ с капюшоном и длинную, узкую корзину с ремнем, свисавшую с плеча, на которую обратили внимание другие, когда были доставлены яды. Все по отдельности не много значит, согласен, — сказал Исаак, пока никто не смог возразить, — но, взятое вместе, наводит на размышления.
— Но где этот парень? Откуда он внезапно узнал, что нужно уходить? — спросил епископ.
— Подозреваю, это моя вина, ваше преосвященство, — заговорил сержант. — С фермы я отправился прямиком к нотариусу и задал сеньору Хайме несколько вопросов. Он вызвал своего помощника, тот ответил на мои вопросы и ушел. Помощник мог отправиться в постель или совершить приятную вечернюю прогулку к финке, сообщить своему другу, что о нем наводили справки.
— Откуда ты знаешь, что они друзья? — спросил Беренгер.
— Не знаю, ваше преосвященство, — ответил Доминго. — Но это объяснило бы многое.
— Это объяснило бы одно, — заговорил Исаак. — Я задумывался, как мог сеньор Лука узнать, что сеньора Магдалена изменила свое завещание в его пользу, или что сеньор Нарсис сделал то же самое, или даже, что сеньор Мордехай вызывал нотариуса. Я знаю, что слухи в этом городе разносятся быстро, но условия завещаний обычно не известны всем, если человек не рассказывает друзьям, кому оставил свою собственность. Сеньор Хайме Ксавьер известен своей сдержанностью — его можно даже назвать упрямым и скрытным.
— Это верно, — сказал Беренгер и сделал паузу. — Конечно, эти подробности проще всего узнать секретарю сеньора Хайме. Потому что он делает копии всех завещаний.
— И если эти двое молодых людей дружат, — сказал сержант, — то вслед за ним проще всего узнать Раймону. Потому что если б секретарь Хайме болтал за кружкой вина в таверне обо всех клиентах, приходивших к нотариусу, их частные дела сейчас были бы темой сплетен. С разрешения вашего преосвященства я, пожалуй, выясню, кто друзья секретаря сеньора Хайме.
Он вышел в коридор и громко позвал Габриеля.
— И секретарь наверняка был бы сейчас безработным, — сказал Беренгер и сделал паузу. — Но все это не убеждает меня в невиновности Луки. Кто еще захотел бы отравить этих троих? У кого еще был мотив для этого? Мне трудно поверить, что человек может подвергнуть опасности свое смертное тело и бессмертную душу, совершая гнусное преступление только ради того, чтобы причинить вред кому-то, — продолжал он. — Кому-то, кого может даже не знать. И почему Лука не защищает себя?
— Потому что мы не задавали ему нужных вопросов, — ответил Исаак. — Он может знать обо всем этом меньше нашего. Спросите его об этом Раймоне и Хуане Кристиа.
— О травнике, который умер в Круильесе? Над этим стоит подумать. Вам известно что-нибудь о возвращении Даниеля? Я не уверен, что смогу еще долго откладывать суд, не вызывая вопросов.
— Кто будет задавать эти вопросы, ваше преосвященство? — наивным тоном спросил Исаак.
— В самом деле, кто? — ответил со смехом Беренгер. — Но если он не явится, чтобы жениться, нам придется подумать над этим более серьезно.
