– Они установили на полигоне шкафы с аппаратурой и лупили по ним из крупнокалиберного пулемета. Система работала без сбоев до тех пор, пока шкафы не разлетелись в клочья.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Та аппаратура тоже была произведена в «Роскосмосе». На мой взгляд, это одна из немногих контор, где еще не все продается и покупается.
Оставив мою реплику без ответа, он вновь поворачивается к женщине и переспрашивает:
– Говорите, цилиндры имели какие-то клапаны?
– Да. В крышки вмонтированы впускной клапан и специальный кран для выкачки газа.
Босс мнется, не решаясь задать очередной вопрос. Реброва, освоившись и позабыв о волнении, спокойно ожидает следующих вопросов.
– Скажите, – наконец выдыхает он, – вы склоняетесь к случайности – к банальной утечке газа из-за неисправности названных механизмов? Или же к умышленному действию кого-то из персонала?
– Для ответа на ваш вопрос необходимо спуститься вниз и понять, как именно газ попал во внутреннюю атмосферу лаборатории. Все остальное – гадание на кофейной гуще.
«Умная тетка! – думаю я. – Просто ядерный комп вместо головы! Два ядра, два винча, а посередине рот…»
* * *
Группа заканчивает подготовку к погружению. «Терраса» у воды слишком мала, поэтому назначенный командиром спуска Устюжанин проверяет каждую пару на палубе у верхних ступенек трапа. Георгий человек основательный и к исполнению своих обязанностей всегда относится серьезно. Особое внимание при проверке он уделяет ребризерам: осматривает целостность дыхательных мешков, шлангов, легочных автоматов, байпасных клапанов, контролирует давление в баллонах и наличие новых регенеративных патронов. Мы старательно избегаем в общении друг с другом высокопарностей и красивых фраз, но от исправности и надежной работы вышеперечисленного зависит жизнь каждого боевого пловца. Ведь на большой глубине ошибку, оплошность или недосмотр уже не исправишь…
Все в порядке. Георгий подает мне последний элемент – навигационно-поисковую панель. Это и «символ власти», и незаменимый помощник на глубине.
– С богом, – хлопает он меня по плечу.
Подхватив ласты (их предстоит нацепить, сидя на нижней площадке), ступаю на шаткий трап. На середине оглядываюсь и замечаю печальный взгляд стоящей у борта Веры Александровны…
Внешность Ребровой мне почему-то не приглянулась. Обычная женщина, с головой ушедшая в науку и не сумевшая (или опоздавшая) создать семью. Спохватившись или пересмотрев свои принципы, она изо всех сил старается исправить просчет молодости, уделяя слишком много внимания поблекшим краскам внешности. Основной ошибкой этого типажа является святая убежденность в том, что еще не все потеряно. Что ж, бог ей судья. А я из-за расхождения «политических» взглядов держусь от подобного контингента подальше.
Большую часть вчерашнего совещания босс допрашивал уставшую женщину. Я же откровенно скучал и ждал возможности улизнуть в каюту.
Указательный палец Горчакова неспешно полз по листку списочного состава ученых.
– Кто из находящихся внизу людей имел доступ в модуль ?5? – спросил он, не поднимая взгляда.
– Никто, кроме сменявших друг друга химиков, – ответила Вера Александровна.
– То есть, кроме вас и Маргариты Паниной?
Она кивнула и потянулась к пачке сигарет.
– Вы позволите?
– Да, пожалуйста, – щелкнул генерал зажигалкой.
Прикурив, она выпустила клуб дыма.
Генерал продолжал:
– Дверца люка специального модуля имела запор?
– Конечно. Причем единственный во всей лаборатории.
– А ключ?
– Какой ключ?
– Здесь на платформе имеется запасной ключ?
– Замок дверцы пятого модуля открывается без ключа.
Сергей Сергеевич выжидающе глядел на женщину, требуя уточнения.
– Все просто, – устало вздохнула она. – Дверца оснащена современным электронным биометрическим замком со специальным сенсором, распознающим уникальные биологические признаки определенных лиц.
– Папиллярные узоры пальцев?
– Совершенно верно – такой «ключ» невозможно потерять или где-то забыть. Его нельзя украсть. В чипе памяти замка хранились данные двух человек: Маргариты и мои. Отправленная вниз Мария Скобцева должна была пополнить этот список…
Я рассматривал план-схему «Ангара»…
– Вера Александровна, – вставил я между репликами босса, – завтра моя команда отправится вниз. Скажите, как можно определить наличие «Тайфуна» в воздухе центрального модуля?
– Наличие «Тайфуна»? Пожалуй, никак. Это возможно сделать с помощью тонко настроенного газоанализатора, но уже находясь внутри названных вами помещений.
Я многозначительно посмотрел на Горчакова: «Смекаете, какой образуется трабл?»
«Смекаю», – свел он кустистые брови и собрал разбросанные по столу бумаги.
* * *
Оказавшись под водой, сразу слышим голос Устюжанина:
– Скат, я – Ротонда!
Проверка гидроакустической связи – дело святое и столь же необходимое для нашей безопасности, как и исправные дыхательные аппараты.
Отвечаю:
– Ротонда, я – Скат! Слышу отлично.
Позывной Скат всегда присваивается старшему смены. Если работают две смены – Скатом остается работающая смена на глубине, а та, что выше, зовется Барракудой. Ротондой мы всегда величаем руководителя спуска.
– Как условия? – интересуется товарищ.
– Сносные. Бывало и хуже.
– Понял. Удачи…
Водичка в Байкале холодная. На дворе середина лета; погружение происходит в заливе, и, тем не менее, температура на поверхности не превышает пятнадцати градусов. А сколько будет на глубине? Полагаю, градусов семь-восемь. Прохладно, но не самый плохой вариант из тех, что нам доводилось испытывать на собственной шкуре. К тому же мы подобающе одеты: многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа в сочетании с толстым шерстяным или тинсулейтовым нательным бельишком неплохо спасают от низких температур. Правда, основательно затрудняют движения. В них по сравнению с легкими костюмами из неопрена мы чувствуем себя матрешками из сувенирного магазина.
На «детской» глубине в два-три метра выполняем последнюю обязательную процедуру: осматриваем друг друга на предмет утечки из оборудования дыхательной смеси.
Все в норме, и мы медленно скользим параллельно уходящим вниз тросам…
Водица в озере невероятно чиста и имеет в летнее время сине-зеленый оттенок. Взвеси мало, горизонтальная видимость около двадцати метров, вертикальная – десять-двенадцать.
С увеличением глубины нас обволакивает густой мрак, зато таинственный голубоватый экран навигационно-поисковой панели становится ярче.
Двадцать пять метров. Степанов с напарником желают нам удачи и остаются на промежуточной глубине. Мы же, включив фонари, идем дальше…
