l:href='#n_36' type='note'>[36] Прекрасное место, там ты услышишь и увидишь много чудесного, это полезно для молодого человека. Много добра видел я от государя той страны: любил он меня, как отец, и привечал. Давно я уже не имею от него вестей. Грустно мне, что разлучился я с ним и с юношеской поры ничего о нем не знаю». Запали мне в сердце эти слова, и захотелось мне пойти туда. Отвечал я отцу: «Если прикажешь, я немедленно отправлюсь в путь». Обрадовался он и снарядил меня в путь. Что нашлось в нашей земле достойного царей и мудрецов, он отправил со мной в подарок. Двинулся я в путь. По воле божьей дошел я быстро и благополучно и в дороге не видел ничего, кроме пиров. Кого бы ни встречал я в пути, все оказывали мне почести, приглашали и угощали, щедро одаривали меня, давали мне возможность отдохнуть и потом провожали. Таких почестей и даров я удостаивался, каких заслуживают лишь цари.
Долго шел я и наконец увидел обширную и хорошую страну, дивное и прекрасное место. Я мало что знал, но меня сопровождали ученые мужи. Они пошли и сообщили визирю [о моем прибытии]. Обрадовался визирь и послал за мной знатного вельможу. Проводили меня в богато украшенный дворец, тешивший взор [своим убранством]. И в ту ночь насладился я отдыхом.
С наступлением утра я послал визирю дары, переданные моим повелителем-батюшкой, присовокупив к ним и свои подношения, и выразил радость по поводу пребывания их в мире. Пришли туда мои люди, приняли от них подарки, выразили благодарность и передали мне слова визиря: «Я не видел тебя, но от своего отца много похвал слышал о твоем отце, и ныне мы, сыновья их, должны так же любить и понимать друг друга, как они любили и доверяли один другому».
Пошел я повидать его (визиря), и, когда пришел, встретил меня старец, дряхлый и немощный, согбенный под тяжестью годов, обласкал он меня и полюбил слаще, чем сына, и больше, чем вассала, принял меня и приветил сверх всякой меры. Передал я ему поклон и привет от моего отца. Поблагодарил он и каждый день стал одаривать меня дорогими, редкостными вещами и сокровищами. И сказал я ему: «Мой отец невеликие дары послал царю в память о себе». Отвечал он: «Сын мой, царь наш не помнит теперь даже меня, а не только твоего отца, но, раз пришел ты из чужой страны и если есть у тебя что-то достойное царя, поднеси ему, он будет благодарен». Я пошел к своей стоянке. Отдельно сложил то, что передал мой отец, отдельно — свои подношения и показал все визирю. Удивился он обилию и красоте сокровищ и велел своему сыну: «Ступай вперед и сообщи всем о заслугах и мудрости его отца, он достоин почестей и хвалы».
Пошел он и доложил и передал все без остатка. Как увидели они, удивились и выразили великую благодарность. Привели меня в царский дворец, дивно возведенный, вызывающий восхищение, но увидел я, что царь вел себя не так, как подобает. Встретили меня приветливо. Царь обласкал меня. В тот же день я вернулся и не расставался со старым визирем, обращался он со мной, как с сыном. Провел я там целый месяц, и ни разу старого визиря не призывали ко двору, и меня не впускали [туда] более трех раз. Стал я [в душе] упрекать отца за то, что он хвалил царя той страны.
Однажды сидел я за дружеской беседой с сыном визиря, и в шутку вырвалось у меня: «Тебе не следует веселиться, когда твой отец так печален! Я здесь уже целый месяц, а он не видел лика своего повелителя, а я — улыбки на его губах». Визирь чуть заметно улыбнулся и сказал мне: «Сынок, если бы ты знал мою историю, ты бы тоже, я думаю, не улыбался». Обрадовался я этой улыбке и стал заклинать его именем божьим ответить мне: «Почему столь почтенный человек, как ты, не предстает перед царем, почему ты безразличен ко всему — ни на что не гневаешься, ничему не радуешься? Неужели за целый месяц ничего не рассердило и не развеселило тебя?» Отвечал он мне: «Тебе не следовало доискиваться причины, но, раз это тебя тревожит, послушай меня, и я расскажу тебе все подробно».
Твой отец хорошо знал историю нашего прежнего царя и его верного слуги, моего отца. От него и ты мог многое слышать, но еще безусым юношей был государь наш, царь Томеран, когда твой батюшка был здесь, а на престоле сидел его отец, царь Ошанг. И я от своего отца все это слышал, а сам я ни царя Ошанга, ни юного царя Томерана не помню. Я застал его уже достигшим старости и потерявшим надежду обрести дитя. Он очень горевал и, когда шел молиться, так плакал, что купался в своих слезах. Молил он бога даровать ему сына.
Много времени миновало, а все оставалось по-прежнему. Однажды зашел Томеран в молельню и так плакал, что вокруг него образовалось озеро слез. Упал он замертво и некоторое время лежал без чувств. Потом там же одолел его сон. И привиделся ему некий человек. И возвестил ему о великой радости: «Внял господь твоим мольбам и сжалился над твоими слезами. Посылает он тебе сына, наделенного всяческими добродетелями. Отвори двери твоих сокровищниц и одели бедных от щедрого» сердца. А знака тебе достаточно такого: придет старуха с двумя посохами, едва ковыляя. Как она скажет тебе, так ты и будешь растить того младенца».
Вздрогнул царь и проснулся. Огляделся — никого, возблагодарил он бога. Тотчас вышел, велел отпереть двери сокровищниц, вынес несчетные богатства, созвал бедных и сирых. Когда наступило утро, сел государь на своего коня, объехал окрестности и раздал столько, что унести не могли. Одни уходили, другие приходили. А царь все высматривал ту женщину, но она не появлялась. С утра до сумерек раздавал царь, не сходя с коня. Когда силы его иссякли, а ее все не было, погасла в его сердце надежда, вернулся он [во дворец] и, только собрался спешиться, глядит — бредет старуха с двумя посохами, едва ковыляет. Возрадовался государь и издали окликнул ее: «Благословен будь приход твой, матушка, ступай сюда быстрее!» Женщине приятна была такая встреча, благословила она царя и воздала ему хвалу. Ввел ее Томеран во дворец, и вышла ей навстречу царица и также обласкала ее. И была в тот день она там.
На другое утро объявила она царю: «Знаю я, царь, родится у тебя сын, добродетелью тебе подобный, достойный твоего царства. Только ни в коем случае нельзя при нем говорить о яйце. Если ты желаешь ему добра, пусть никто вовек не показывает ему яйцо. А если не удастся это скрывать от него до старости, — она достала некую вещь, похожую на яйцо, и продолжала, — если у кого-нибудь вырвется [запретное слово] и царевич даст волю любопытству, покажите ему это и скажите: вот то, о чем допытывался ты, и ничего больше. А до тех пор спрячьте это в таком месте, чтобы никто не знал о нем и не видел его». Распростилась [старуха] с царем. Тот щедро одарил ее, и она ушла.
Яйцо то доверили наставнику. Царь наказал ему быть осторожным. Спрятал яйцо наставник в потайном месте так, что никто о том не знал, и там же спрятал пяток других яиц: мол, погляжу, правда ли все это.
Прошло время, и объявили о том, что царица беременна. Вышел гонец и всех в том царстве обрадовал. Поднялось великое веселье, и все потянулись со всех сторон ко двору — поздравлять царя.
Как свершилась воля божья, прошло девять месяцев, и родился мальчик — светлее утренней зари, крепкий, словно лев, рожденный быть палаваном, око человеческое не видело ему подобного. Затрубили тут в трубы, задули в свирели, умножились звуки радости и веселья. Справили они рождение сына, как подобало, и начали достойно его растить, и издал царь приказ: кто посмеет употребить яйцо во всей стране Хатайской или скажет, как оно называется, понесет страшную кару, с лица земли будет стерта даже память о нем.
Разнесся запрет Томерана по его владениям, и никто не мог ни съесть яйца, ни вспомнить названия, ни видеть его. Рос младенец в холе и неге, и с ним росли мы — двести юных отроков. Я был чуть старше остальных, сын влиятельного, отличившегося на царской службе визиря, о добродетелях и достоинствах которого ты, наверное, сам слыхал от твоего отца. Был я старше и смелее всех. Забавляли и тешили мы его, как то было ему приятно. И так он рос, что прекраснее его не видело око человеческое. Когда исполнился ему год, походил он на трехлетнего, а в три года не было такой пешей игры, в которой бы он не участвовал. Пяти лет он уже загонял коня, играл в мяч и без промаха поражал цель на кабахи. Он смело преследовал зверя, и ни одна птица не спасалась от него. Радовались царь с царицей, и доброжелатели их радовались, и благодарили бога верные их вассалы. Он охотился, пировал, играл в мяч, состязался на ристалище. Мы были с ним и служили ему, как подобало.
Миновало десять лет такой жизни, и не слыхал царевич даже названия яйца. Но на беду мою, разгневался господь, и однажды во время игры в нарды заспорили мы с царевичем. Заупрямился он, заупрямился и я. Я был прав, но он не уступал. Обиделся я, вскочил и крикнул: «Ну и лопни, как яйцо!» Вскочил и царевич: «Это как же — как яйцо?» Побежал он за мной: «Что такое «яйцо», брат, скажи мне правду!» Стал я клясться: «Не знаю, я просто так сказал». Но он не поверил моей клятве. И никто, кого бы
