подругу, двух других сунул под мышку, еще двух — с другой стороны и так вшестером доставил нас сюда — хозяйку с прислужницами. Как пришла я в себя, увидела, что нахожусь в чужом дворце, дворец полон был, как вы сейчас видите, царскими украшениями, вещами для забав и утех. Дэв спрятался, и со мной были только пять моих прислужниц. Я решила умереть и пыталась учинить над собой плохое, но много утешительных слов говорили они мне, и хвалили того колдуна, называя его царем, и сулили несчетные богатства, и обещали, что я скоро встречусь со своими родителями, этим успокоили они меня. И до тех пор не видел меня тот проклятый, пока я не привыкла ко всему, и мне не оставалось ничего другого, как радоваться общению с подругами. Однажды явился он ко мне в царской одежде и короне. Прибыл ко мне евнух и доложил: «Сейчас сюда придет царь». Как взглянула я и увидела это чудище, огромное, как море, потемнело у меня в глазах и упала я без чувств. Три дня и три ночи лежала я, как мертвая. После того я его ни разу не видела, а площадь ту он заколдовал, для того чтобы я не могла убежать и чтобы никто до меня не мог добраться. Три года, как я здесь. Ныне я счастлива, что вашей рукой колдун повержен, и его богатство принадлежит вам, а я буду бога молить за вас, если вы поможете мне встретиться с моими родителями».
Выслушали мы ее рассказ и поразились ему, и сказал мне Джимшед: «Не найдешь в ней изъяна, красавица солнцу подобна, и владения достойны ее». Я отвечал: «Мое время еще не подошло». Сказал Джимшед красавице: «Ты мне сестра отныне, а я тебе брат. Располагай мною. Сейчас я занят, по своим делам отправлюсь, и ты исполни свое желание, повидайся со своими родителями, я скоро вернусь и, кого ты пожелаешь, приведу тебе в мужья. Хочешь — в твоих владениях свадьбу сыграем, хочешь — у родителей твоих. А этот город и сокровища все равно принадлежат тебе». Поблагодарила она его: «Достойнейший из царей, благословен будь отец, родивший тебя, исполнен ты мудрости и скромности, ты лучший из государей, не имеющий равных в доблести. Пусть не пресытится судьба любовью к тебе, юный годами, но зрелый делами государь! Я не стою даже того, чтобы прислуживать вам, а вы обращаетесь со мной так почтительно. Я несчастная пленница, спасенная вашей победоносной саблей, прах и пыль от ваших ног».
После этих слов сели они пировать, и подобного пиршества не видело око человеческое. И благословляли горожане их в тот день, и восхваляли молодого царя Джимшеда.
Целый месяц провели мы, тешась и пируя. Пили мы и наслаждались, играли на площади в мяч, и каждый день подводили нам все лучших коней, потчевали все лучше и щедрее.
В один из дней пожелал Джимшед поохотиться. Мы долго его отговаривали, но он упорствовал. С того дня, как пришли мы в город дэва, не садился он на Несчастливого, а ездил на конях из конюшни дэва. В тот день привели ему высокого каурого жеребца, а я сидел на гнедом. Когда отговаривали его ехать на охоту, обернулся он, рассерженный, пришпорил коня, тот помчался быстрее ветра, и царевич исчез из глаз.
Ждали мы его оттуда и отсюда. Но не появился он ниоткуда. Закручинились мы. А тут конь Несчастливый сорвался и поскакал. Как увидел я это, сказал так: «Наверное, в тяжелую переделку попал Джимшед, и надо ему помочь». Последовал я за конем; скакал Несчастливый, и я за ним, сколько сил хватило у меня и у моего коня. Попали мы в страну, где следа человека и человеческого жилища не было видно. Скалистая и каменистая была местность. Поглядел я: на камне сидит женщина. Увидела она нас, вскочила и засмеялась. Я ничего не сказал, только от всей души возблагодарил господа и подумал: этой женщине известно что-то хорошее. Но оказалось, что она была лазутчицей своей хозяйки — царицы каджей. Повернулась она к нам спиной и побежала, чтобы обо всем доложить своей повелительнице, но настиг ее Несчастливый, затоптал передними ногами, поднял зубами и хотел разорвать. А тут я подоспел и рассек ее пополам саблей. Тотчас исчезло созданное чарами прекрасное лицо, оказалось, это был черный, сморщенный бес.
Поскакал Несчастливый дальше, и я за ним. Прошли мы по трудной, скалистой дороге, и открылся перед нами красивый луг, покрытый цветами. На том лугу сидел Джимшед, а рядом с ним — женщина, облаченная в царские одежды, царица в венце, красоту ее выразить было невозможно. Перед ними стояли кувшин с вином и изумрудная чаша. Джимшед, одурманенный колдовскими чарами и любовью, сидел, не произнося ни слова. Царица шутила с ним и рассказывала ему много удивительного, то за руку его брала, то вином угощала.
Когда я подошел ближе и увидел это, сначала громко восславил господа, а потом крикнул ему: «Разве назовешь свой поступок царской мудростью? Ты покинул царство и сидишь здесь у каджей! Отчего не встанешь, разве твое место тут? Вставай, иначе, клянусь, терпение мое иссякнет!»
Услышал Джимшед мой голос, пришел немного в себя, взглянул на меня и резво вскочил. Крикнул мне: «Иди сюда!» А я в ответ: «Ты ступай сюда, я туда не приду, а если приду — плохо придется этой твоей царице. Иди сюда, сядем на коней».
Когда Джимшед двинулся ко мне, колдунья схватила его за полу. «Куда, — говорит, — идешь?» А Джимшеду помог господь, вдруг на него нашло просветление, и отвечал он так: «О Господи, не сидеть же мне век с тобой, что ж, я и слугу своего повидать не могу?» Как услышала царица от него такие слова, поняла, что он образумился, вскочила и она, лицо ее преобразилось и сделалось ужасным. Начала она кричать грозным голосом, и стали стекаться к ней рати. Столько воинов собралось, будто весь мир сюда пожаловал. Сказал я Джимшеду: «Все это но твоей вине, ты и давай им ответ!» Что было делать? Стали мы биться, а ведьма та все кричала, войска все прибывали, и не было им конца. Устали мы размахивать саблями и палицами, сколько мы убивали, в два раза больше того растаптывал копытами Несчастливый, но не становилось меньше воинов-каджей. Разгневался я и сказал: «Если б была она настоящей царицей, и тогда не уступил бы я ей, а ведьме не уступлю и подавно». Погнал я на нее коня, ударил саблей по голове и рассек ее пополам. Как убил я царицу, тотчас исчезли и войска: ни мертвых не осталось, ни живых. Джимшед, сказать по правде, пожалел было о гибели колдуньи, но я не дал ему опомниться, посадил на Несчастливого и повез против его воли, иначе не получилось бы ничего путного.
Ехал я и вез его. С божьей помощью добрались мы до города дэва. Вышли нам навстречу плачущие горожане с разорванными воротами, при виде нас радостно вскричали в один голос и возблагодарили бога. Как увидел царевич, в каком они горе, услышал о том, как Бепари тоскует и убивается, пришел он в себя и удивился своему поступку. Пока мы не вошли к ней, никому не верила Бепари. Увидел ее Джимшед и стал плакать и жаловаться на свою несчастную долю: «Что за судьба у меня, мои дни едва не исполнились в той колдовской стране, и Бепари я едва не убил!» Отвечал я ему: «Еще успеешь набраться опыта, пока же ты очень неопытен. Отчего увлекся ты недобрым делом? Разве не знаешь, что дэвами и драконами полна земля? Где это слыхано, чтобы царь горячился из-за пустяков и подражал дурным делам?!»
Джимшед сожалел о своем поступке и хвалил меня при всех и удивлялся, что я не поддался чарам каджей, а сразился с ними. «Как он решился, — [говорил Джимшед],— рядом со мной убить мою подругу и обойтись со мной так дерзко?» Отвечали Джимшеду старшие мужи: «Добрую дерзость он себе позволил: если в таком случае человек не проявит упорства и предоставит друга его воле, это будет [не дружба], а вражда. Многие вельможи и цари погибали из-за этого, и, если бы не было с тобой Керага, мы бы остались снова обездоленными». Посчитали мы, и оказалось, что семь дней пропадали мы оба — повелитель и слуга. Один день — это когда мы вернулись, и пять дней мы сражались в Каджети.
Еще два дня пробыли мы там. На третий день мы распрощались с дочерью греческого царя и оставили ее в том городе. Она поднесла царю и царице несметные дивные дары с такими словами: «Ты не думай, царь, что твои сокровищницы оскудеют и твои богатства уменьшатся. Если я удостоюсь встречи со своими родителями, многого не прибавлю, но сделаю одно: пока Джимшед будет отсутствовать, я сохраню его имущество, а когда вернется, пусть сам управляет своими владениями, а меня отпустит на родину».
Джимшед еще раз любезно простился с ней и сказал много приятных слов. Отправились мы в путь и ехали, охотясь и стреляя из лука, и прибыли в город Алмазного змея, так красиво выстроенный и богато разубранный, что око человеческое не видело ничего подобного.
Как увидели [в городе] нашу дружину, прислали гонца все разузнать; расспросил он обо всем у наших передовых отрядов, быстро вернулся и доложил. Как узнали они, затрубили в трубы, забили в барабаны и вышли навстречу с таким многочисленным войском, что заполнили всю землю. Все приветствовали Джимшеда, благословляли его и осыпали драгоценными камнями. И все восклицали, подняв лица к небу:
