Размешал Джимшед чернила с мускусом и благовониями и велел: «Приведите ко мне мудрого писаря, пусть напишет письмо получше, царю оно предназначено».
«Прежде всего помянем имя господа, который держит в руках небо и землю, и мы, уповая на него, покорны ему. В небесах он бессмертен, а на земле от лица его наводит страх на неверных неодолимый врагами батюшка мой, государь. Все в руках господа — и море, и суша, и звезды вращаются по его воле. И все, что приключается с человеком, все от него. А теперь я прошу визирей испросить у государя для меня фарман со словами прощения. Не по своей воли покинул я отчий кров и не ради богатства лишился его покровительства, не один я колдовству поддался, многие люди, старше и разумнее меня, стали жертвой дьявольских козней. С божьей помощью спасся я от колдовства, много опасностей я повстречал на суше и на море, но ныне испытаниям моим пришел конец — об этом поведает вам Кераг, и я сам вскоре прибуду, предстану перед вами со славой и почестями».
Отправил меня царевич, шел я днем и ночью, не зная отдыха, и прибыл на сороковой день в родной город. Как увидели меня горожане, признали. Обступили меня, обняли. Не меня увидев, они обрадовались, а про царевича разузнать жаждали. Думаю, не принеси я им добрых вестей о нем, они бы меня живьем проглотили. Услышав, что он жив, побежали они, опережая друг друга, к царю [с вестью]: «Джимшед пришел!»
Выбежали из дворца царь с царицей, босые, с непокрытыми головами. Поднялась тут радость великая, с горючими слезами благодарили они господа. Передал я царю письмо, а сам отошел в сторонку. Признал царь печатку Джимшеда, возблагодарил господа. Нашли меня и привели к нему. Сначала расспросил он меня обо всем. После велел облачить в царские одежды, возложил мне на голову венец, осыпал драгоценными камнями столь щедро, что гора самоцветов покрыла меня с головой. Потом приказал [царьТомеран] снять траур и облачиться в парадные одежды. Все оделись в пурпур, раздались звуки музыки, состоялось великое празднество и пиршество. Рассказал я всю правду, и он то плакал, то принимался благодарить господа.
Наутро царь и все его вельможи сели на коней и отправились навстречу царевичу. Я ехал впереди. Царь был уже стар и так ослабел от чрезмерной печали, что и часа на коне не мог выдержать и в день больше одного агаджи не проезжал. Шли мы пятнадцать дней, и государь вовсе изнемог. Тогда я сказал ему: «Вы неверно поступили, пускаясь в столь дальний путь. Негоже вам продвигаться еще дальше. Джимшед идет навстречу, нагруженный богатством, лучше подождать его здесь». Остались они там, а я поехал. Два дня ехал я, как мог [быстро]. Джимшед, оказывается, шел мне навстречу и остановился на берегу моря, где он убил дракона. Молвил Джимшед: «Здесь место моей первой битвы, где я показал силу свою и отвагу. Остановимся тут и дождемся Керага».
А царица увидела сон, что надо трижды обойти вокруг одного дерева, трижды поклониться, [тогда] откроется дверь, выйдет дева необычайной красоты и принесет много пользы. Встала на заре и поступила так, как ей было велено во сне; вышла к ней дева, которую я видел прежде, подобная луне, сиявшая ярче солнца. Бепари сначала испугалась, думала, что это привидение. Но красавица взяла ее за руку и привела к своему пристанищу. Весь тот день были они там. Узнали историю девы: была она дочерью знатного вельможи, владения которого разорил дракон, а сама она по милости божьей пять лет скрывалась в том дереве.
На следующий день Джимшед велел снарядить корабли, взять деву и тронуться в плавание, чтоб пересечь море. Три дня они плыли, на пятый день я повстречался с ними. Рассказал я ему о родителях. Обрадовался Джимшед прежде тому, что они живы, а потом встрече со мной. Царица сказала: «Кераг принес добрую весть, и награда — за тобой». Джимшед ответил: «Бог свидетель, я вознагражу его, но и ты должна его одарить». Царица сказала: «Ты обещаешь и не даешь, а я дам сейчас же. У меня такой дар для него, какого тебе вовек не сделать!» Поблагодарил я обоих: «Милостей ваших никогда я не был лишен!» Возразила Бепари: «Не думай, что я шучу. Царь прочил тебе красивую женщину, дочь славного царя, но та, что у меня, лучше той». Подумал я про себя: «Наверное, это та дева, из-за которой сердце мое томится», а вслух я произнес: «Когда царь оказал мне милость, он мне много раз показал свой дар, а вы отчего [ее] скрываете, если она на самом деле так прекрасна!» Засмеялась Бепари: «А если я покажу ее тебе и ты скажешь, что в жизни не видел равной ей, что тогда?»
Так шутили мы и смеялись, а вечером сели за трапезу. И молвил я Джимшеду: «Время ли нам тут задерживаться? Отец ваш давно покинул свои владения, вышел вам навстречу; государыня, матушка ваша, умрет от ожидания. Бепари, супруга ваша, беременна. Мы должны спешить днем и ночью, чтоб поскорее встретиться с ними и их обрадовать, справить вместе свадьбу и рождение наследника». Отвечал Джимшед с улыбкой: «Я тебя ждал, иначе давно бы уже был на месте». Царица сказала: «Не бывать тому, чтобы и ему свадьбы не справили. Если мы приведем его одного, все нас попрекать станут: весь мир обошли, а для него не могли одну девушку отыскать! Завтра я покажу ему свою сестру, посланную мне богом, поглядим, что он решит!» Я встал и снова ей поклонился. Джимшед еще сам ее не видел и очень удивился: «Кто она? Почему мне не показали?» Царица отвечала: «Сегодня ничего не выйдет, а завтра я ее наряжу и приведу, а ты приготовь своего визиря, и сыграем свадьбу». Так шутили они и веселились.
Наутро заиграли музыканты, и разнеслась весть: «Сегодня свадьба нашего визиря, и все знайте о том, приходите на торжество». Вся свита собралась, и такое царило веселье, что было похоже, будто сам царь свадьбу играет. Облачил меня Джимшед в царские одежды, возложил своей рукой на голову венец и сам провел меня к царице. Я же не радовался, ибо сомневался в душе: «А вдруг это не та девушка и по милости царя потеряю я и ее, и деламскую царевну!»
Царице сообщили, что прибыл царь за невестой и привел с собой визиря.
Вывела она деву в венце и свадебном платье, послала Дворецкого к Джимшеду: «Сначала сам погляди и, если недостойна она твоего визиря, отправь ее». Но Джимшед решил, что Бепари не могла сделать дурного выбора, и пошел вместе со мной. Взглянул он на деву и долго стоял пораженный. Потом сказал так: «Око человеческое ничего подобного не видело. Не земное это существо — небесное!» А я только кинул взор на деву, сразу узнал ее, почувствовал, что одну ее желаю и люблю в целом мире. Позабыл я тотчас и царевну деламскую, и ее город. Мне казалось, весь мир принадлежит мне.
Посадили невесту на золотой престол в шатре, разбитом для свадебных торжеств, посадила и меня Бепари рядом с ней, стали все нас поздравлять. Когда мы расположились, вошел Джимшед со своей свитой и поздравил нас, и начался пир. Три дня и три ночи длилось веселье. После я встал, поблагодарил их обоих низким поклоном и сказал: «Не только я, но и сын и брат не стоил бы того, чтобы вы так заботились о нем! Но теперь лучше, чем длить веселье, порадовать престарелых ваших родителей. Не мешкайте, царь ждет вас, и в разлуке гнетет его печаль».
Поблагодарил меня Джимшед, но в тот день пира не прервал. Когда все насладились весельем, убрали столы, еще один день отдохнули от питья вина и наутро двинулись в путь. Шли мы три дня, охотясь и пируя. Не выдержало сердце царя Томерана, и он тоже три дня шел нам навстречу. Сошлись мы так близко, что придворные уже могли видеть друг друга. Заиграли тут трубы, загремели барабаны, застучали литавры и бубны. Поняли мы, что прибыл наш царь. Заспешил Джимшед, пошел к отцу, а тот направился к нему. Бросились ему навстречу знатные хатайские вельможи. На поклоны и приветствия одних, которые были постарше и познатнее, Джимшед отвечал, других вовсе не замечал, торопясь встретиться с отцом. Спешился он и, не дав никому предупредить царя о своем приходе, предстал перед ним.
Джимшед поклонился отцу до земли и потом сказал: «О государь, не признал ты сына своего желанного, разорившего царство твое, отвергнувшего престол и венец!» Как услышал царь имя сына и узнал его голос, обезумел, растерянно стал водить глазами и плача говорил: «Кто скажет мне, сон это или явь? Где Джимшед, дающий жизнь родителям и радующий свою страну? Где Джимшед, солнце и свет земли?» Тут от радости остановилось у царя сердце, закружилась голова. Он бы упал, если бы Джимшед не подоспел на помощь, не спустил бы его с коня и не усадил на землю. Он долго просил и уговаривал отца, но не мог привести его в чувство и стал плакать и бить себя по голове. Так расцарапал он лицо, что кровь омыла его и оросила лицо и грудь Томерана, тот вздрогнул и открыл глаза. Увидев, что отец пришел в себя, Джимшед воскликнул: «Разве недостаточно я грешил до сих пор, что теперь чуть снова не убил тебя своей рукой? Но что делать, кто простит дурного сына, как не отец с матерью? Каким бы плохим сыном я ни был, ты должен радоваться тому, что я пришел. Не с таким уж никудышным даром я пришел, чтобы ты не
