Она не была уверена, что и в самом деле услышала то, что он произнес потом, поскольку подобное замечание было совсем не в духе Монтгомери.
— А возможно, духи послали мне тебя.
Глава 29
Вершины Северного нагорья уступили место холмам Перта, как если бы эта часть Шотландии была древнее и горы износились до кочек. Килмарин, гнездо Туллохов, находился на вершине самого высокого холма, и добраться до него было можно только по извилистой горной дороге. Прочная шотландская крепость из темно-красного кирпича, высотой в четыре этажа не выглядела гостеприимной.
— Коттедж бабушки находится немного в стороне от самого Килмарина, — сказала Элспет. — Бабушка не любила, когда кругом слишком много людей.
Она в смущении посмотрела на Монтгомери.
— Из ее коттеджа открывается отличный вид на дорогу. Как и из Килмарина, — добавила Элспет, поднимая глаза на замок. — Она известна тем, что швыряла сверху разные вещи на заблудившихся людей, по ошибке выбравших верхнюю дорогу.
— Наверное, лучше, если ты отправишься вперед, — предложила Вероника.
— О, она меня не узнает, — возразила с легкостью Элспет. — Ее зрение понемногу убывает.
Монтгомери посмотрел на девушку, и на его губах появилась легкая улыбка.
— Твоя бабушка напоминает мою тетю Мэдди.
Вероника вопросительно посмотрела на него.
— Она сестра моей матери, — пояснил он, — и имела обыкновение носить сорочку поверх одежды.
Вероника прижала руку к губам.
— Все в порядке. Просто она любила всех смешить. И приходила в восторг, шокируя моего отца. Помню, как однажды в детстве я видел его беснующимся, когда тетя Мэдди запустила живую курицу в его библиотеку.
— И что с ней случилось? — спросила Вероника и тотчас же пожалела о своем вопросе, потому что меньше всего ей хотелось снова повергать мужа в печаль.
Улыбка Монтгомери потускнела.
— Однажды она вывела лодку на середину реки и утопилась.
Вероника взяла его руку и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Сожалею.
— Я приходил к ней на могилу и разговаривал с ней. И всегда у меня возникало чувство, будто она рядом и слышит меня. Это одна из причин, почему я тоскую по Виргинии.
— По могилам?
Он посмотрел на их переплетенные пальцы.
— По воспоминаниям.
— Воспоминания мы храним в сердце, — сказала Вероника тихо. — Как я храню память о родителях. Мои родители здесь, а не в той черной яме в земле.
Путешествие из Инвернесса заняло больше времени, чем Вероника предполагала. Они ехали ночью, но на полпути в Перт остановились у дороги и простояли там несколько часов. Она уснула, положив голову на плечо Монтгомери. На рассвете они прибыли в город и после завтрака предпочли отправиться к бабушке Элспет вместо того, чтобы остановиться в каком-нибудь из отелей.
Наемный экипаж с трудом преодолевал крутой подъем, и несколько раз Вероника хотела было передумать и вернуться в Донкастер-Холл. Но карета не смогла бы развернуться на столь узкой дороге, и оставалось только продолжать путь. Вероника крепко сжимала руку Монтгомери и старалась сосредоточиться на том, чтобы почувствовать настроение остальных пассажиров.
И Элспет и Роберт излучали удовлетворение. Их любовь друг к другу была полной и безусловной, простой и искренней. Она не сомневалась в том, что счастье Элспет, именно такое, как открыло ей зеркало Туллох Сгатхан, сбылось. А что угадывалось в Монтгомери? Как и всегда, Вероника ощущала бурю противоборствующих чувств: любопытство, облегчение и столь неожиданное счастье, что она невольно улыбнулась.
К общей радости, они теперь повернули на запад и некоторое время удалялись от крепости, пока наконец карета не остановилась.
Вероника смотрела на плато, ничуть не удивленная видом одинокого коттеджа посреди него. Вершина холма была будто срезана, а в центре него воздвигнут домик старой Мэри. Этот дом скорее походил не на коттедж, а на хижину, и ее вид напоминал перевернутую чашку. Стены вдавились внутрь, несомненно, из- за тяжести соломенной крыши.
Они вышли из кареты и медленно направились к дому, и по мере их приближения к нему Вероника насчитала не менее трех птичьих гнезд на соломенной кровле. Рыжая белка перебежала им дорогу, поднялась на задние лапки и сердито что-то залопотала, а потом скрылась.
— Я пойду вперед, ваша милость, если вы не против, — сказала Элспет. — Предупрежу бабушку, что к ней пожаловали гости.
Вероника кивнула. Элспет и Робби пошепталась, после чего тот вернулся в карету. У Монтгомери был такой вид, будто он охотно последовал бы его примеру, но передумал и остался на месте.
— Тебе не обязательно оставаться, — сказала Вероника.
Она не хотела делиться с мужем своей тайной беседой со старой Мэри. Она никогда не говорила ему о видении в зеркале и теперь не знала, как об этом рассказать.
Монтгомери не стал возражать, по-видимому, благодарный за то, что она избавила его от встречи с прорицательницей. А кем же еще могла быть эта старая Мэри? Она смотрела, как он удаляется. Но вместо того чтобы присоединиться к Робби, Монтгомери повернул налево и направился к соседнему холму.
— Леди Фэрфакс?
Вероника повернулась и увидела Элспет, выглядывавшую из двери.
— Бабушка ждет вас.
Вероника набрала в грудь воздуха и вошла в дом.
Монтгомери добрался до вершины соседнего холма, обращенного к Килмарину и его окрестностям. Он нуждался не столько в прогулке, сколько в уединении. От зрелища, открывавшегося с вершины холма, захватывало дух.
Холодное синее небо нависало над зелеными холмами, чью яркую зелень оттеняла река, переливавшаяся вдали серебром.
К Монтгомери взывала сила этой страны: строптивая природа и соответствующая ей натура здешних людей. Когда их постигало несчастье, они начинали все сызнова, покорные судьбе, но упрямые и несгибаемые.
Не следовало ли и ему поступать так же?
Монтгомери всегда считал, что должен вернуться в Гленигл, когда Кэролайн впервые написала ему. Ему следовало читать ее письмо между строк, тогда он понял бы ужасные обстоятельства и то, что она бьется из последних сил. Тогда он вернулся бы из Вашингтона, захватив с собой припасы. И возможно, его присутствие изменило бы судьбу родного дома.
Стоя на холме и созерцая землю Шотландии, Монтгомери осознал, что долгие годы он верил в свое всесилие. Но ведь его могли захватить в плен по дороге. Или убить.
Возможно, он спас бы Кэролайн и Гленигл. Зато, возможно, стал бы последним из братьев Фэрфакс, которому было суждено умереть.
А так он оказался последним и единственным, кто выжил, единственным из внуков своего деда, единственным из братьев Фэрфакс. Монтгомери один стал надеждой своей семьи.
И что он совершил?
Экспериментировал с навигационной системой, и только. Внесенные им новшества могли революционизировать использование воздухоплавания. Однако он не взял на себя ответственности за состояние Фэрфаксов. Не стал хорошим мужем. К жене его притягивала лишь похоть, и он настолько погряз
