Ла-ла-ла-ла-ла-ла моей милой… Ла-ла-ла-ла-ла-ла целовал… Ла-ла-ла-ла-ла-ла дрожал, дрожал… Ла-ла-ла-ла-ла-ла с балкона упал… Э-э-э-э… Нет… Как это…
Ла-ла-ла-ла-ла-ла трепетал, трепетал… Конрад (за сценой, кричит из соседней комнаты): Да где же эти перчатки?
Фридрих падает на пол и прячется под диваном.
Анаэ (за сценой): Наверное, в музыкальной гостиной!
Входит Конрад, ищет повсюду перчатки.
Конрад (кричит): Я их тут не вижу! (Бормочет сквозь зубы.) А вот что я вижу, так это шляпу мужа, в которой должны быть две хорошие дырки в самом верху! Несчастный слепец! Я убью его, убью!
Фридрих лежит, скрючившись, под диваном.
(Продолжает поиски.) Да, любовь моя, мой яркий пламень, моя рыжая орлица! Я ваш, весь ваш! Сейчас иду! Они какие — тканые или вязаные?
Анаэ (из-за сцены): Кожаные, из дикобраза! Идите же сюда, мой ангелочек! Скорее!
Конрад: Кажется, нашел! (Пытается примерить перчатки, но обе его руки тонут в них.) Черные? А они большие!
Анаэ (из-за сцены, гордо): Я ношу восемь с половиной.
Конрад: Знаю. Я столько раз целовал ваши прелестные ручки. Мне их уже не хватает, мне не терпится увидеть их, а еще больше мне не терпится убить этого спящего Адониса! (Вынимает из кармана какой-то флакон, идет к шкафу, достает бутылку водки и вливает туда жидкость.) Эта водка успокоит нашего и без того слишком спокойного муженька! (Затем берет на рояле два звучных аккорда и выбегает из комнаты.)
Анаэ (за сценой): Ну же? Ну? Мой чахоточник, эрудитик мой, шалунишка! Где же вы? Ату его, ату!
Конрад: Ату его! Ату его! Ваше жаркое тело — вот моя дичь, и вы знаете это, любовь моя!
Фридрих лежит неподвижно, затем медленно выползает из-под дивана и подходит к окну.
Анаэ (за сценой, гораздо дальше, во дворе): Едем! Едем же скорее, друг мой! А то пропустим самое веселье.
Фридрих смотрит в окно, как остальные уезжают в сторону города.
Фридрих (отряхивая пыль с одежды): Что за жизнь! Что меня заставляет все еще цепляться за нее? Неужели этот идиот, этот «человек» так и не оставит меня в покое? (Улыбается, глядя в окно.) Прелестная парочка! Как он ни трусит за Анаэ, ему ее не догнать. Уж она шагает, так шагает! (Задумывается на какое-то время.) Однако, по всей логике, как муж, я должен быть спокоен! (Оборачивается и идет к шкафу.) Ну и что же на сей раз хочет от меня этот полюбовник? Здесь водку пью только я, и он это прекрасно знает. Чего он там намешал? Отравить меня, что ли, вздумал? Дворянина? Старинного рода? (Он открывает бутылку, нюхает, капает немного на руку, останавливается в нерешительности.)
В этот момент в гостиной справа слышатся тяжелые шаги.
(Стонет.) Да оставят они меня когда-нибудь в покое?! О чем только думает этот святой Варнава? (Прячется за шторой.)
Тяжелые шаги приближаются, Фридрих в изумлении высовывает голову и сразу же прячется снова. Входит крупный бородатый мужчина, фигурой напоминающий Ганса Альберта. Одежда на нем разорвана, рубашка распахнута, он с усмешкой озирается по сторонам.
Мужчина: Никого в доме! Ха! Ха! Ха! Ха! Эти хищные буржуа, эти кровопийцы, наверное, отправились к Цареру набивать себе брюхо пирожными и горячим шоколадом! Безмозглые толстопузые ничтожества, мерзкие жирные черви! Жалкие прислужники этой коронованной гадины! (Замечает на стене портрет австрийского эрцгерцога, плюет на него, затем срывает, бросает на пол и топчет.) Ах ты! Опять я промахнулся! Но ничего! С каждым разом я ближе! Все ближе и ближе! И скоро подберусь совсем близко! Я убью тебя! Я оторву тебе голову и брошу ее на растерзание твоему народу! А потом брошу ему головы твоих приспешников! (Плюет на пол у самых ног Фридриха, который дрожит как осиновый лист и стучит зубами. Его так трясет, что со стола падает табакерка. Мужчина тянется к револьверу.) Что это? Что такое? (Выглядывает в широко раскрытое окно.) А, ветер. Да, это ветер! Яростный ветер, прилетевший из глубины веков, ветер истории! (Поддает ногой табакерку, та ударяется о ноги Фридриха. Мужчина опрокидывает стол, стул, срывает шторы и т. п., бормоча ругательства.) Жирные свиньи! Эксплуататоры! Дармоеды!.. А это что такое? (Замечает бутылку с водкой.) Вот это да! Так это же водка! Вот что пьют рабы императора, этой дохлой рыбины! Что ж, выпьем за его смерть! Смерть императору! (Пьет из горлышка.) Смерть эрцгерцогу! (Снова пьет.) И Австрии — смерть! (Снова пьет.) И священникам — тоже смерть! (Снова пьет.) Смерть… Э-э-э-э… Э-э-э-э… (Пошатывается.) Ну ладно! Пусто. (Бросает бутылку на пол, та со звоном разбивается. Берется за другую, с греффом.) А это еще что? Грефф? Какой такой грефф? Что за грефф? Наверное, какой-то сладенький ликер, который пьют разные дамочки да изнеженные прислужники самодержавия. (Делает большой глоток и застывает на месте.) Ух! (Какое-то время стоит неподвижно с удивленным видом, затем роняет бутылку, падает вслед за ней на пол и сразу же начинает храпеть.)
Пауза.
Фридрих ждет в нерешительности, потом осторожно, очень осторожно выходит из-за шторы, но тут же в страхе прячется обратно. Затем подходит к мужчине, нюхает водку, пробует на вкус.
Фридрих: Да это же… это же лауданум! Там же полно лауданума! Этот идиот решил меня усыпить, чтобы провести всю ночь в постели моей жены! Ха-ха-ха! Эй! Сударь! (Не переставая говорить, пытается разбудить незнакомца, но тот с упоением храпит. Фридрих осторожно переворачивает его на живот, обрывает шнур с сорванных штор и тщательно связывает его по рукам и ногам. Затем добавляет беспорядка в комнате, бьет, ломает вещи, разбрасывает бутылки, рвет на себе рубаху, мажет лицо сажей, лохматит волосы. Приобретя таким образом вид человека, участвовавшего в драке, снова ложится на диван и берется за книгу. Безмятежно.) Ну так на чем мы остановились?
В гостиной постепенно наступает вечер, темнеет. Фридрих по-прежнему лежит на диване, вокруг него — зажженные свечи. Вдруг снаружи доносятся быстрые шаги, в соседней комнате звучат возбужденные мужские и женские голоса.