многом основывается на некоторых моментах, высказанных в книге Саттона. Если бы мы несколько изменили содержание книги, то это бы не так сильно повлияло на него… может, это вообще стало бы незаметно. Но теперь Саттон мертв, поэтому книги не будет и будущее станет совсем другим.
Саттон поднялся.
Они оцепенели. Рука Кейса потянулась к пистолету.
— Давай, — предложил Саттон, — стреляй в меня. Изрешети меня всего, все равно ты не проживешь одной минутой дольше.
Саттон попытался сосредоточить всю свою ненависть, как он это сделал когда-то во время схватки с Бентоном, еще на Земле. Тогда его ненависть была столь неистовой, что уничтожила мозг того человека. Но сейчас в нем не было ненависти, а лишь конкретное, направленное желание убить.
Он двинулся вперед на негнущихся ногах, его руки протянулись к ним. Прингл побежал, вереща, как крыса, пытаясь спастись.
Пистолет Кейса дважды выстрелил, кровь хлынула из груди Саттона, но он продолжал идти. Кейс бросил пистолет и прислонился к стене.
Это заняло немного времени.
Они не ушли, некуда было уходить.
29
Саттон направил корабль к небольшому астероиду, окруженному целой кучей каменных осколков, причем к астероиду, который по массе оказался не больше, чем сам корабль. Саттон почувствовал, как корабль соприкоснулся с астероидом, потом выключил поле притяжения, и теперь корабль продолжал лететь в пространстве вместе с притянутым к его борту астероидом. Руки Саттона отдыхали. Он спокойно сидел в кресле пилота. Пространство перед ним казалось угольно-черным и неприветливым, перечеркнутым лучами, которые закручивались в огненную корону. Они как бы несли какие-то послания холодного белого цвета через космос, в то время как астероид двигался по своей орбите.
«Это надежно, — сказал он себе. — Пока, во всяком случае».
Вероятно, надежно навсегда, поскольку его, должно быть, никто уже не искал. Да, он был в безопасности, но с дырой в простреленной груди, которая заливала кровью его рубашку и струилась по ногам.
«Это довольно удобно, — подумал он невесело, — иметь второе тело. Это второе тело, выращенное для меня лебедянами, будет жить до тех пор, до тех пор… А до каких пор?
А до тех пор, пока я не вернусь на Землю, не пойду к доктору и не скажу: «Меня подстрелили. Как насчет того, чтобы немного заштопать меня?»
Саттон засмеялся, он представил себе изумление доктора.
Или, может, вернуться на 61 Лебедя?
Но они его не пустят.
Или отправиться на Землю, прямо в таком виде, как сейчас, и ни к каким врачам не обращаться?
Он может достать другую одежду, а кровь перестанет течь, когда вытечет вся.
Но все заметят, что он не дышит.
— Джонни, — позвал он, но ответа не последовало, хотя Саттон почувствовал в своем сознании движение чужой мысли и сигнал взаимопонимания, исходящий от него. Такого взаимопонимания, которое испытывает собака и взмахом хвоста дает человеку понять, что слышит его, но в то же время сильно занята своей костью, чтобы отвлекаться от нее. — Джонни, — опять позвал Саттон, — есть какой-нибудь выход?
Должен быть какой-то выход. В этом вся надежда и в этом было нечто, о чем необходимо поразмыслить.
Он вообще не полностью использовал возможности, заложенные в его тело и в его разум.
Было время, когда он не знал, что может убивать одной своей ненавистью, что она подобна стреле, выпущенной из его мозга, стальной стреле, которая настигала жертву и убивала наповал.
И все же Бентон умер от пули в руку, но ведь он был мертв еще до того, как пуля настигла его?! Ведь Бентон выстрелил первым, но промахнулся, а живой Бентон никогда не промахнулся бы.
Было время, когда он не знал, что усилием мысли может контролировать энергию, достаточную для того, чтобы поднять корабль с каменистой планеты и нести его через пространство в течение семи лет.
И все же именно это он сделал, получив энергию от угасающих звезд и ничтожных пылинок материи, плавающих в вакууме космоса.
И все же Саттон раньше не знал, что может перейти от одной формы жизни к другой. Он не ведал, что когда одна из форм жизни, которыми он обладает, погибла, то автоматически выступала другая.
Именно это как раз и произошло. Кейс убил его, и он умер, но снова возвратился к жизни. Но умер он до того, как началось изменение. В этом он был убежден, поскольку помнил смерть и узнал ее. Он знал об этом из прошлого своего опыта.
Саттон чувствовал, как его тело питалось, питалось энергией звезд, как, скажем, обычный человек мог бы питаться апельсинами, как оно получало частичку энергии, заключенную в кусочке камня, к которому присоединился его корабль, как оно впитывало любые, даже самые ничтожные источники энергии, даже такие, как утечка энергии из двигателей корабля. Его тело питалось, чтобы снова обрести силу, чтобы возместить понесенный ущерб.
— Джонни, есть ли какой-нибудь выход?
Ответа опять не последовало. Он позволил своей голове опуститься на панель управления. Его тело продолжало питаться, получая энергию звезд.
Он слышал, как его кровь вытекала из груди и капала на пол, как текла по полу. Его разум был как бы окутан туманом, и он позволил ему оставаться в таком состоянии, поскольку все равно ничего нельзя было сделать. Но в этом не было необходимости. Саттон не знал, как пользоваться теперь своим мозгом. Он не знал, на что способен, на что — нет. Саттон вспоминал, как он падал с криком, обращенным к чужому враждебному небу, ощутив в течение какого-то мгновения дикое, напряженное возбуждение, через которое он прошел, когда понял, что мир 61 Лебедя лежит перед ним. Это то, что все космонавты Земли не смогли сделать, а ему одному это удалось.
Планета стремительно приближалась, и он уже видел ее поверхность, похожую на географическую карту, перечерченную какими-то запутанными линиями, которые выглядели на его экране черными и серыми.
Это было двадцать лет назад, но он помнил так, как будто это было вчера.
Саттон повернул руку и попытался повернуть ручку управления, но она не двигалась. Корабль продолжал падать вниз, и в какой-то момент он ощутил нарастающее волнение, которое превратилось в страх.
Одно только стало ясно, одна мысль царила среди проносившихся через его сознание чувств, молитв, один только обнаженный факт был сейчас реален — он должен разобраться. Он не помнил того, как разбился, поскольку даже не знал, как и когда это произошло. Был только страх, а потом не было ничего… Сначала осознанное понимание происшедшего, а потом ничего не стало, и было успокоение и полное забытье.
Сознание вернулось к нему… через мгновение, а может, через вечность… он не мог этого сказать.
Сознание вернулось, но оно стало другим.
Оно лишь частично было человеческим, лишь в малой степени. И знание, которое было новым для Саттона, но в то же время он знал, что оно было всегда.
Он чувствовал и знал, что его тело распростерто на земле, расплющенное, разбитое, раздавленное, потерявшее человеческий облик, но не мог этого видеть. Тем не менее он верил, что это его тело, знал его функции и строение, но все же чувствовал некоторое изумление, когда осознавал, что это за вещь,
