будут в коллекции?! Ведь их – несколько десятков!
- А ты введи какого-нибудь вымышленного героя и отправь его в путешествие! – не долго думая, предложила Настя.
- Легко сказать! – усмехнулся Василий Иванович и вдруг прищурился: - Постой-постой, а ведь в этом что-то есть… Только зачем тогда ограничиваться одним путешествием? Можно написать о том, как главный герой всего за несколько лет проходит путь, который прошло человечество за несколько тысячелетий в поисках истины. Для этого он и ездит по всему миру. И в конце концов приходит к Христу. Но – что побудило его к этому?.. Что заставило стронуться с места?..
- А ты начни писать, и у тебя сразу же все получится! Обязательно! Непременно! – с непреклонной уверенностью в голосе сказала Настя. - Ведь ты у меня – настоящий клад!
- Как ты сказала – клад? – как-то странно взглянул на нее Василий Иванович и, с криком «Эврика!» впервые обняв, закружил по комнате. Потом, застыдившись, опустил на пол и сказал: - Конечно же, клад! Будет для увлекательности и клад, и пираты! Все будет! И как я до этого сам не додумался?!
Он сел за стол и взял в руки купленную для отца Соколова лепту – зеленую от патины медную монетку древней Иудеи, как раз того самого года, когда был распят Христос… На одной ее стороне были имя и титул императора Тиберия, на другом две греческие буквы, обозначавшие время его правления, по которым и определялся этот год.
Настя потихоньку, на цыпочках вышла из комнаты. А Василий Иванович отложил монетку, взял авторучку и, то и дело заглядывая в Евангелие, старательно принялся покрывать первый лист аккуратным учительским почерком…
ВРЕМЯ ОНО[4]
«С высоты мраморной лестницы римский трибун хмуро наблюдал за подчиненной ему когортой. Сотня легионеров, в полном вооружении, красных плащах, готовилась сопровождать к месту казни группу бунтовщиков. Остальные центурии усеяли двор роскошного замка в надежде позабавиться дармовым зрелищем.
Осужденных на смерть было четверо. Троих уже вывели из узилища и, не снимая цепей, окаймили шеренгами воинов. Метровые наконечники пиллумов-копий сверкали на солнце так, что было больно глазам. На четвертого, приговоренного к распятию несколько минут назад, сыпались удары бича с вплетенными в сыромятную кожу стальными колючками. По обычаю, каждый конвоир мог принять участие в обязательном перед самой позорной казнью бичевании, и мало кто отказал себе в удовольствии блеснуть перед соратниками удалью.
Щелкал бич. Бряцало оружие. Стучали молотки – прямо под лестницей, на глазах осужденных сколачивались кресты. Все это трибун видел и не раз. Он зевнул и с раздражением посмотрел на ворота, за которыми, ни на миг не успокаиваясь, бушевала толпа, на дышащее зноем небо. Солнце палило, словно был не апрель, а середина лета. Оно, кажется, было готово запечь его в собственных доспехах, как эвксинского угря на раскаленных камнях!
«И чем я прогневал богов, что они заслали меня сюда? – говорил его блуждающий по сторонам взор. – Эта невыносимая, с пустыней за ней страна, ее дикий, не управляемый даже единственным их богом, народ… А моя когорта? Разве это боевые легионеры – сирийцы, финикияне, каппадокийцы, одно слово: вспомогательные войска!»
Презрительно усмехнувшись, римлянин приосанился – пальцы правой руки легли на круглый набалдашник меча, кулак левой картинно уперся в бок. Золотой лик Горгоны на груди, где рядовые воины носили простую бронзовую пластину – «защитницу сердца», пурпурный плащ, дорогой шлем с орлиным оперением подходяще смотрелись, по его мнению, на фоне замка, напоминавшего крепость. Когда откроют ворота, он предстанет толпе, точно живая статуя бога войны – Марса!
- Лонгин! – окликнул он возвращавшегося от ворот центуриона. – Чего еще хочет эта толпа?
Коренастый, в перекрытом кожаными ремнями панцире командир отряженной для конвоя сотни остановился и поднял изуродованное шрамами лицо:
- Они требуют скорее открывать ворота и казнить осужденных!
- Свои – своих?!
Такого трибун не встречал в местах своей прежней службы. Там, наоборот, старались выкупить преступников. Если не получалось – отбить силой. А тут, не хитрость ли? Может, уловка, чтобы усыпить бдительность?..
- Сказал, что слышал! – огрызнулся центурион. – Особенно они жаждут смерти того, что мы взяли сегодня ночью!
Он указал глазами на столб, к которому за обе руки был привязан истязаемый. Несколько минут римляне неотрывно смотрели на бичевание. Так глядят на костер, не в силах отвести глаз от пламени.
