закричал Стас. - Он всегда был с трубкой, а теперь видите – ее нет!!!
- Вот видишь, Есенин – и тот бросил курить! – учительским тоном сказала мама, а папа довольно усмехнулся.
И тогда Стас понял, что это он купил новый, очень похожий, портрет Есенина и, пока сын спал, повесил его вместо прежнего…
- Ну вы даете! – только и смог тогда вымолвить он.
И с того часа раз и навсегда бросил курить!
…Звонок телефона мигом вернул его из далекой во времени и пространстве Москвы в - увы! - близкую нынешнюю Покровку.
- Ну? – заторопил он приятеля. – Как они? Где?
- Дома. Здоровые. Только немного грустные… Будто и не Новый год на дворе! - отчитался приятель. - Бросились на звонок так, будто под дверью стояли. Наверное, тебя ждут! Ну, теперь-то ты можешь мне все рассказать?
- После, когда приеду! – усмехнулся Стас и - приятель уже больше был не нужен ему – жестко отрезал: - Все, конец связи!
«Ждать-то, конечно, они ждут, – бросив на кровать телефон, подумал он. - И Григорий Иванович прав – на радостях сразу простят. Но… почему не звонят? Обиделись? Конечно, обиделись! Ну, а как на такого не обидеться?!»
Стас стал припоминать, каким он был со своими родителями. Да и разве с ними одними? Память теперь крутилась перед ним, как калейдоскоп. И с каждым новым воспоминанием ему все яснее становилось, что - сколько он ни жил, что бы ни делал – все делал только для одного себя, в своих интересах. Даже эта его идея с глобальным вирусом, осуществи он ее, и правда, была бы за счет не то, что нескольких других – а всех остальных людей! Ведь всё теперь на этих компьютерах! И что было бы тогда с людьми в самолетах, в больницах, да просто в своих домах?..
Запоздало пожалев, что грубо обошелся и с так выручившим его приятелем, Стас озадаченно покрутил головой….
И только тут понял, что бежал сюда, в Покровку, не от родителей, а от себя самого…
Эта мысль словно обожгла Стаса.
Не отдавая отчета в том, что делает, он машинально оделся, вышел на улицу, долго бродил по темным закоулкам и пришел в себя лишь у того самого единственного фонаря – около колодца.
Очнулся, услышав мяуканье.
Маленький пушистый котенок стоял у колодца и словно звал его.
- Брысь! – по привычке цыкнул Стас, не любивший, когда ему мешают думать и вообще отвлекают.
Но котенок не испугался. Наоборот, замяукал еще громче.
Стас пригляделся внимательно и только тут понял, что котенок не может бежать. Он вообще не мог идти, потому что примерз ко льду!
Незнакомое чувство жалости неожиданно охватило Стаса.
Он подбежал к котенку, опустился на колени и, с помощью домашних ключей осторожно принялся отдирать его ото льда, приговаривая:
- Ты что, тоже от мамы сбежал? Зря! Это я тебе, брат, по своему собственному опыту скажу! И Ник тоже вон правильно говорил. Они же ведь только для нас и живут! Погоди, сейчас мы тебя освободим! И как ты это совсем не замерз-то? Ну, а, если бы я сюда не пришел?
Странное дело – котенок, словно понимая, слушал его и, даже не дергаясь, не мяукая, терпел, пока Стас освободит его из ледяного плена.
- Ну, и куда ты такой теперь? – оглядел он дрожавший от головы до лап живой, пушистый комок. – Замерзнешь же ведь совсем! А вот куда! Ко мне домой! Там я тебя и отогрею! И накормлю! Если, конечно, найду чем…
