священник, - и время сейчас очень похоже на первые века христианства. Тогда люди тоже после долгого мрака обрели свет истины и пришли от неверия и язычества к спасительной вере. Главное для нас сейчас ухватиться за эту веру и уже никогда, чтоб ни случилось, не отступить от нее…
- Как Крисп? – подхватил Стас и просительно обратился к священнику: - Отец Тихон! А чем закончилась вся эта история?
- Какая еще история? – толкнул его в бок Ваня.
- Потом! Это из той тетради, которую ты мне тогда оставил, - отмахнулся от него Стас и снова обратился к отцу Тихону:
- Это же вы написали?
- Нет, один мой хороший знакомый, - улыбнулся священник. И было не понятно, имеет ли он в виду себя или же книгу написал один из его известных друзей – какой-нибудь писатель. - А я, когда еще был учителем по истории, и вера была под запретом, хоть так, читая её на уроках, мог рассказывать детям о Боге.
Отец Тихон помолчал, собираясь с мыслями и глядя куда-то вдаль, сказал:
«Как ни торопился Марцелл, загоняя со Скавром по дороге лошадей, он так и не успел поговорить с императором Децием. Они опоздали всего на каких-нибудь несколько минут.
Несмотря на то, что это был район боевых действий, дозорные часовые, узнав, что перед ними возвеличенный августом императорский курьер, беспрепятственно пропускали Марцелла. Лишь в самом конце их едва не отправили назад преторианцы, как никогда тщательно перекрывавшие все пути и подходы к августу. Выручило лишь то, что Марцелл лично был знаком с их начальником - Валерианом. Этот аргумент оказался решающим. Они поскакали дальше и, наконец, вылетели на взмыленных лошадях на поляну, где разыгралась страшная трагедия. От дозорных они уже знали, что незадолго до этого меткой фракийской стрелой был убит сын Деция Геренний Этруск, а теперь, на глазах своих легатов и слуг, погибал и сам император.
Увлекшись погоней за врагом (а может, это был заговор?), Деций опередил свою охрану и неожиданно угодил в показавшееся ему прекрасным лугом болото. Конь сразу исчез в трясине, а его самого засасывало медленно, но неумолимо. Люди, столпившись вокруг, не знали, чем помочь своему императору. Кто-то старался дотянуться до него древком копья, кто-то спешно рубил деревья - всё было напрасно! Трясина все глубже и глубже засасывала Деция, словно безжалостная адская бездна...»
- Без… дна?! – глядя на отца Тихона наполненными ужасом глазами, чуть слышно переспросила Лена.
Отец Тихон согласно кивнул ей и продолжал:
«Преторианцы больше мешали, чем помогали тем, кто пытался спасти императора. Один из них не дал подползти к нему с копьем молодому трибуну, другу сына Деция - Гостилиана. Другой вырвал острый, как топор, сарматский меч у телохранителя, заверяя, что гораздо быстрее срубит дерево, которым можно было дотянуться до августа, да только делал вид, что рубит его…
Император погибал. Поняв, что никто из подданных уже не сможет спасти его, он принялся звать на помощь римских, эллинских, египетских, галльских богов, умолял своего гения, которому в это время приносила жертву вся необъятная Империя. Всё было тщетно. Ни Юпитер, ни Зевс, ни Сарапис, ни даже его гений не приходили ему на помощь…
- О, боги! – в панике метаясь вокруг болота, кричали люди.
- О, Боже! – невольно выдавая себя, вдруг выкрикнул кто-то по-христиански.
Услышав это, Деций с мольбой посмотрел на небо. В его погибающих глазах неожиданно появилась последняя надежда. Очевидно, он вспомнил доклады о гонениях на последователей Христа, которым помогал их Бог в невероятно тяжелых мучениях… Вспомнив будто кровью написанные строки этих докладов, он закричал:
- Иисус Назарянин! Хоть ты помоги мне!
Но трясина всё тянула и тянула его в себя.
- Август, перекрестись! – закричал, не обращая внимания на то, что выдает себя, Марцелл.
- Как?! – хрипя, простонал император.
- Вот! – заслоняя собой Марцелла, показал Скавр.
