Отец Тихон отвел Стаса в сторонку и тихо, чтобы не слышали другие, сказал:
- Это теперь, пробыв несколько дней под наказанием взаперти, ты можешь хотя бы приблизительно представить, каково быть вечно в аду, без Бога! Только теперь, впервые узнав, что такое любовь, можешь хоть немного представить, как любит нас Бог! И как ты сам должен любить Его! И только теперь ты сможешь услышать меня. И я, наконец, отвечу: да, смерти нет! Так что и не надейся, - улыбнулся он, - умереть тебе не удастся, даже если бы ты и захотел. После жизни только и начнется настоящая жизнь! Но это только первая часть ответа на твой вопрос…
- А, что есть и вторая? – удивился Стас, который уже не мог прийти в себя от радости.
- Да! - отец Тихон стал объяснять ему, что жизнь – это школа вечности, и как Стас должен жить дальше…
Но тот уже почти не слышал, что говорится. Он с трудом дослушал священника до конца и со всех ног бросился домой, где, сразу ворвавшись в кабинет отца, закричал:
- Оно есть! Есть!! Есть!!!
- Что есть? – оторвавшись от диссертации, недоуменно посмотрел на него Сергей Сергеевич.
- Лекарство от смерти! И - бессмертие!
5
На какое-то время Стас даже потерял ощущение реальности…
На следующее утро ровно в восемь сорок пять, Макс забрался на колокольню и, дождавшись, когда Григорий Иванович махнет ему рукой, дернул за толстый трос.
- Бом-м! – радостно раздалось над Покровкой. – Бом! Бом!
И затем начался такой перезвон, какого, наверное, уже лет сто не знала округа.
Так отец Тихон с прихожанами встретил архиерея с отцом благочинным. Они вышли из машины и с приятным удивлением стали осматриваться вокруг. Священник, не веря, трогал стены, дверь, окна, а старенький седой архиепископ благословлял подходящих к нему людей.
Потом началась служба.
Стас стоял в храме рядом с Ваней, Леной и папой. Здесь были все, кроме мамы, которая, как ее ни просили, так и занялась своей стиркой, дяди Андрея, лежащего в больнице, и Юрия Цезаревича. Мэр неуверенно топтался на пороге, словно успокаивая себя тем, что он, вроде, как и тут и там, а ещё и за порядком следит. Хотя за порядком и без него было кому смотреть. Начальник ОМОНа, наверное, со всем своим отрядом пожаловал на охрану храма.
Стас мало что понимал в церковной службе. Он больше озирался по сторонам и смотрел, как красиво стало вокруг. Трудно было даже поверить, что всего лишь месяц назад здесь были голые стены и одна, чудом сохранившаяся, фреска. Теперь со всех сторон на него смотрели строгие лики и ласковые глаза святых. Ярко горели свечи. Краснели перед иконами лампады. И очень красиво пел хор.
То и дело выходивший на амвон дьякон, громко возглашал молитвы, и певчие, подхватывая их окончания, пели «Господи, помилуй!».
На какое-то время Стас потерял ощущение реальности происходящего и очнулся только тогда, когда из алтаря вышел отец Тихон. Оглядевшись вокруг, он сказал:
«Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!»
«Аминь!» - негромко отозвались люди, подаваясь вперед.
«Господи, ну, что же мне сказать им?»
«Господи, благослови!»
- Вот и восстановили мы с вами храм, - начал отец Тихон, - вновь над Покровкой засиял Покров Пресвятой Богородицы. Но если кто думает, что на этом дело кончено, тот глубоко ошибается. Дело только начинается! Теперь очередь каждого приняться за восстановление храма… своей души. Хорошо, если человек, - отец Тихон посмотрел на Ваню, Стаса, Лену, улыбнулся им, - начнёт это делать с детства. Но и в тридцать, и в пятьдесят, и даже в семьдесят лет, - тут дед Капитон, встретившись глазами с отцом Тихоном, потупил их, - не поздно приняться за самое главное дело в жизни, и как мы с вами очищали храм от свалки всякого рода нечистот и всего того, чем он был замусорен, так же должны очищать свою душу от всякой злобы! Ладно ещё, если храм души человека не взорван и на его месте не построено какое-нибудь казино или развлекательный центр…
