— В Летнем саду и кофейне Марсиаля? Но вы уже запамятовали, что перед этим оскорбили моего брата!
— И чем же я его оскорбил?
— Вы помешали его свиданию с мадемуазель Фонтанж.
— Свиданию? Где? В гримерной?!
— Простите, но я не хочу об этом говорить.
— И не нужно, — неожиданно согласился Нелидов. — У меня имеется к вам более серьезный разговор.
И к изумлению Полины, он схватил ее за руку и торопливо завел за колонну, где они оказались скрытыми от остальных гуляющих.
— Боже мой, что вы делаете? — в растерянности пробормотала девушка. — Куда вы меня тащите? Зачем?!
— Послушайте, княжна, — торопливо сказал Владимир, придерживая ее за локоть и с непонятным волнением глядя ей в глаза, — давайте оставим бесполезную перебранку. Скажите лучше вот что… — Он быстро огляделся по сторонам. — Вы имеете хоть какое-то влияние на своего сумасбродного братца?
— Я не понимаю…
— Да все вы прекрасно понимаете! Ваш брат связался с заговорщиками, они собираются устроить выступление против нового царя. Выступление, которое, поверьте, полностью обречено на провал. Но, видимо, господин Вельский…
— Постойте, постойте! — торопливо перебила его Полина. — Откуда вы взяли, что Жан входит в тайное общество? Кто вам сказал… такую ерунду?
Владимир нетерпеливо передернул плечами.
— Да никто мне об этом не рассказывал, успокойтесь! Откровенно говоря, до сегодняшнего дня мне это и в голову не приходило. Жан Вельский — и тайное общество. Вот уж поистине несовместные вещи…
— Месье Нелидов, мой брат не глупее вас!
— Хорошо, пусть будет умнее. Но выслушайте меня! Ваш брат связан с заговорщиками, я понял это, посмотрев на него сейчас. Я же вижу, с кем он тут прогуливается и с кем говорит. И мне это совсем не нравится.
— Да вам-то какое дело? — Полина немного отступила назад. — Вы же не агент тайной полиции?
— Разумеется, нет. Просто мне жаль вашего несмышленого брата. Он рискует испортить себе не только карьеру, но и всю жизнь.
— Неужели? Что-то не припомню, чтобы у кого-то из членов тайного общества пострадала карьера! Но, может быть, вы не знаете, кто туда входит?
— Знаю. Через одного — полковник или генерал. И все об этом знают, включая упомянутую вами полицию. Но пока деятельность заговорщиков ограничивалась только словами, их не трогали. Однако все может измениться. И тогда…
— И тогда мой брат поднимется на такую высоту, которая вам, любезный мсье Нелидов, не снилась, — высокомерно закончила за него Полина.
Владимир посмотрел на нее с глубоким сожалением.
— Так вот что привлекает в тайном обществе господина Вельского — возможность быстрой карьеры! — сказал он хмуро. — Что ж, этого следовало ожидать. Молодой, неопытный, порывистый…
— Пусть так, — с вызовом сказала Полина. — Зато у него, в отличие от вас, болит душа за будущее России, за народ!
— За народ? В таком случае, мадемуазель, ответьте мне на вопрос: ваши крестьяне уже переведены на оброк? И каков размер этого оброка?
— Что? — Полина вскинула на него растерянный взгляд. — Простите, но я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Я имею в виду оброк. Вы что, никогда не слышали этого слова?
— Нет. А что это такое?
— Это форма взимания податей с крепостных. Более гуманная, чем барщина.
— Извините, но такого слова я тоже не слышала.
— Еще бы, — усмехнулся Владимир, — его ведь нет во французском языке. Проще говоря, ни вы, ни ваш брат, ни ваши родители никогда не интересовались, каким способом ваши управляющие обирают крепостных. А туда же — рассуждать о благе народа!
— А по-моему, господин Нелидов, вы смешиваете разные понятия, как Божий дар с яичницей.
— Тут еще разобраться нужно, что яичница, а что — Божий дар.
— Так, значит, вы считаете, что революция России не нужна? Хотя бы даже без крови?
— Без крови революции не бывает, и вы должны бы об этом знать из вашей любимой французской истории.
— Есть еще и английская история — вспомните «славную революцию» 1688 года!
Владимир посмотрел на Полину с легким изумлением:
— Так вы, оказывается, не только одному кокетству учились в своем пансионе? Приятная неожиданность. Но в таком случае вы должны помнить, что в Англии сначала было тираническое правление Кромвеля, казнь короля, гонения на дворянство и прочие ужасы. И потом, ведь это же было в Англии, а мы с вами живем в России. С нашим народом революция невозможна и даже крайне опасна. Нам остается либо хороший, понимающий царь, либо кулуарный заговор, переворот.
— Ага, значит, вы все же признаете, что переворот необходим и члены тайного общества — хорошие, достойные люди?
Владимир немного помолчал:
— Откровенно говоря, мадемуазель, мне их жалко. Зря себя погубят. Могли бы еще послужить России.
— Но, позвольте, почему же непременно погубят?
— Потому что… потому что это не те люди, которые способны реально что-то сделать.
— А вы, надо полагать, способны? Так что же вы не в их числе?
— В их числе?! Нет, пожалуй, мы не поймем друг друга. Я монархист, и мои убеждения не позволяют мне поднять руку на царя.
— Но ведь и мы тоже… монархисты. И мы тоже не… — Полина окончательно смешалась. — Вы меня совсем запутали! Да как вам только могло прийти в голову, что мой брат, — она понизила голос до шепота, — способен поднять руку на царя?
Владимир наклонился к ней:
— Посоветуйте брату немедленно прекратить сношения с заговорщиками. И уехать… сегодня же! Куда угодно: в деревню, за границу… Да, за границу даже лучше.
— Что? Уехать?! — возмущенно вскричала Полина. — В такое время?! Ну уж нет, господин Нелидов, этого вы не дождетесь! И вообще, я вас любезно попрошу: оставьте нас в покос! Ни в чьих советах мы, слава Богу, не нуждаемся.
— Полетт! Полетт, где ты? — раздался в нескольких шагах от них голос Ивана. — Господи, да куда же она подевалась!
— Это Жан, он меня ищет. Все, прощайте.
И прежде чем Владимир успел ей что-нибудь сказать, Полина побежала к брату. Дождавшись, пока они уйдут, Владимир направился к своему экипажу. Его встретил разгневанный долгим ожиданием Зорич:
— Ну, знаешь ли, приятель, у меня уже даже в карете ноги заледенели. Нет, в самом деле, о чем можно так долго беседовать с Полиной? Вы что, разбирали положения программы тайного общества?
— Почти что, — с кривой улыбкой отозвался Владимир. — Однако толку от нашего разговора ни на грош. Она не согласна с тем, что ее брат должен уехать. И не станет его переубеждать.
— И что с того?
— А то, что он, считай, погиб.
