лежащую рядом, погладил по прохладному, кругленькому плечу. Лариса с готовностью напряглась, потянулась к нему, посчитав, что он готов снова…
– Странно, да? – спросил Чеснов.
– Что странно?
– Что мы вот так, сразу. Совсем незнакомые. – Он говорил, продолжая глядеть в потолок; выражение лица Ларисы видеть не хотелось. – Еще утром о существовании друг друга не ведали, а сейчас так… Сплелись.
Ему нравилось начинать разговор с этакой банальщины – женщин она всегда обескураживала и в то же время провоцировала как-то ответить не пусто.
– Хорошо хоть, хм, имена спросили, а то бы вообще… И знаешь, Лариса, что это значит?
– Что? – выжидательный полушепот.
– А это значит, что мы с тобой страшно одинокие люди. Вот и бросились… Скажи мне, пожалуйста, когда мы заговорили там, за столом, ты подумала, что мы можем быть… что между нами может быть близость? Да?
Она оказалась действительно сильной и неглупой – не вскочила, как, бывало, большинство других, не стала истерично, путаясь в белье, одеваться, а ответила внешне совершенно спокойно:
– Да, мелькнуло, что неплохо бы. Ты обаятельный.
– Неужели? Гм… А мне кажется, я окаменел совсем, закостенел. – Чеснов убрал руку с ее плеча, потер лицо. – Полнейшее однообразие. Разве мог поверить, что лет пять могут слиться в одни какие-то сутки. Распорядок, как в армии…
– Ты служил в армии? – В ее голосе послышался интерес.
– Да, было дело. После института… Но там даже разнообразней. Тот год лучше помню, чем эти пять. Да что пять – десять.
– А если бы там десять лет прослужил, тоже бы ощущение одного дня появилось.
– Эт в точку… Выпьем?
– Я чуть-чуть.
Чеснов поднялся, не стесняясь волосатой спины, висящего козырьком брюшка и худых рук, прошел к столу, открутил крышку с водочной бутылки. Плеснул в гостиничные, тонкого стекла, стаканы.
– Тебе с лимоном?
– Мх!.. Если можно.
Разорвал целлофановый пакетик, вынул лимон. Сходил в душевую и помыл его. «Надо было все-таки полотенцем обмотаться, – подумал и тут же спросил себя: – Зачем?» Он стеснялся ходить голым перед женой – жена помнила его юношей, а здесь…
– Закусить? Запить? – обернулся к Ларисе.
Она лежала поверх одеяла, тоже далеко не юная, со складками, излишним весом, морщинами на горле… «Да, чего нам стесняться…»
– Немного запить.
– Воду? Сок? – Чеснов стал слегка раздражаться, и женщине тоже было, видимо, утомительно это обилие вариантов:
– Хоть что.
Налил в стакан сока, присел на кровать с ее стороны.
– Ну что ж, Лариса, за нас. Я рад, что мы сейчас вместе. Честно. Может быть, – погрустнел голосом, – даже счастлив.
Ее глаза влажно блеснули, губы дрогнули.
– Я тоже… наверное…
Чокнулись, проглотили водку. По очереди запили из одного стакана яблочным соком.
– А от чего это у тебя на животе? – помолчав, поблуждав взглядом по номеру, спросил Чеснов.
У нее на животе были не то чтобы шрамики, а словно заросшие трещины кожи. Подобное он видел у многих женщин на груди, на бедрах, но у Ларисы они испещряли весь живот, напоминали чешуйки.
– Это… – Она прикрыла живот рукой. – Это во время беременности. Когда сына носила. Родился четыре триста. Очень крупный для моей комплекции – я тогда худенькая совсем была. Вот кожа и лопалась.
– Ясно. Взрослый уже?
– Сын? В девятом классе.
Чеснов усмехнулся:
– А у меня в одиннадцатом… А еще дети есть?
– Дочка. Младше на три года.
– Да? – Он уже искренне удивился. – У меня тоже почти на три. Четырнадцать вот исполнилось… Странное совпадение.
– Почему же странное? – И она объяснила: – Не странное, а традиционное скорее. Сделали первого ребенка, за ним второго. А дальше – выращиваем… – Лариса помолчала, будто раздумывая, договаривать или нет, и договорила: – До пенсии.
– М-да. И все меньше и меньше им нужны. Я вот… Я и не помню, когда с детьми разговаривал по- настоящему. Утром: «Доброе утро», вечером: «Спокойной ночи». В конце четверти день гнева устраиваешь, чтоб без двоек… А так… – Чувствуя, что распаляется и радуясь этому, Чеснов поднялся. – Иногда хочется сказать важное, совет дать, убедить, чтобы о будущем задумались, а… а подумаешь, и понимаешь, что глупо получится. Никого ведь ни в чем убедить невозможно… И боюсь, – прошел к столу, снова плеснул водки, – боюсь не сдержаться, если фыркнут… Никогда не наказывал, но кулаки, в последнее время особенно, чешутся. – Вернулся к кровати, протянул один стакан Ларисе, она приняла. – И, честно сказать, никого нет отвратительней пацанов лет шестнадцати. Даже стыдно, что и я сам таким был – прыщеватым напыщенным дебилом. Родителям фыркал, права все качал, свою личность идиотскими поступками утверждать пытался. Сколько нервов им попортил. – Чеснов выпил свою водку, глянул на женщину: – А у вас как в семье, благодать или тоже?
Она не сразу ответила. Смотрела перед собой, лицо было уже не румяным и миловидным, а почти страшным, и стало ясно, что для нее эта тема неприятна, что то, о чем она пыталась хоть на день – два забыть, Чеснов взял и стал бередить.
– Если ничего не замечать – терпимо, – сказала медленно и бесцветно. – Дети сами по себе, муж сам по себе… То есть – не муж уже, а… – Она как-то коротко, всем телом дернулась, заметила у себя в руке водку и выпила. – Развелись три года назад, а живем вместе. Он с сыном в одной комнате, я с дочкой – в другой.
– Да?… Из-за чего развелись?
– Да если б можно было объяснить… Невозможно стало. Сплошное раздражение друг на друга. Все не так… М… как в какой-то песне: «Груз взаимных обид». Нет, трудно объяснить…
Она замолчала, а Чеснов ждал, покручивая пальцами стакан, гоняя по дну капельку водки…
– Пока дети маленькие были, – продолжила Лариса, – ругались, конечно, бесились, но как-то… Были, в общем, единым целым. Хм, ячейкой этой самой. А потом… Утром просыпаемся в одной постели и начинаем – я вижу, что я ему не интересна совершенно, мне противно, как он одевается, как зевает, кряхтит, и ему тоже во мне все не так… У меня после вторых родов вокруг сосков волоски стали появляться, и он чуть ли не каждый вечер на грудь косился, кривился. Выщипывала, но все равно… Шутил: «У тебя, Лор, пол, что ли, меняется?» Да нет, – она отмахнулась, – не это главное. То есть – из мелочей и скопился ком… Я на развод подала, он сначала, кажется, испугался, уговаривал, а потом пошел в суд со мной, все подписал, со всеми условиями согласился. Да и условий особых не было – я из райцентра сама, родители там… Ради детей живем вместе…
– Извини, Ларис, – перебил Чеснов, – я же и не знаю, откуда ты. В нашем положении, в смысле, что в конференции вместе участвуем, это странно.
Она назвала столицу одной из южных областей.
– М-м, я так и думал.
– Почему?
– Похожа на уроженцев тех мест. И прическа. Только вот джинсы не очень подходят. Тебе бы такую юбку широкую, казачью.
