и вообще только вчера вернулся из космоса, где и пребывал с момента рождения, он бы знал, что Катя очень красива. От длинных шелковистых перепутанных русых волос до маленьких аккуратных пальчиков на ногах представляла она торжество женской красоты, может быть, разобрав ее по частям, строгий критик и нашел бы в ней изъяны – отклонения от журнальных стандартов: может быть, бедра были чуть-чуть тяжеловаты, нос при внимательном рассмотрении оказывался чуть курносым – но кто пустил бы такого дрочилу-критика в ванную комнату с обнаженной Катей?
– Я тебе нравлюсь? – спросила она, улыбаясь.
– С тобой рядом и становиться страшно.
– Тебе не страшно, становись, – она протянула ему руку. – Видишь, какие мы оба красивые, – и не стала продолжать фразу, увидев, каким почему-то грустным стало его лицо. – Слушай, а сколько сейчас времени?
– Не знаю, ночь, могу посмотреть.
– Может быть, мне такси вызвать?
– Зачем, я тебя отвезу, если хочешь.
– Да нет, зачем, ты же пил.
– Я вообще не хочу, чтобы ты уезжала.
– Я тоже не хочу, только у меня вся одежда мокрая, мятая, не очень чистая и не очень утренняя.
– Мы купим другую. Хочешь? До Барвихи здесь пять минут.
– О-о, ты такой модный парень, такие магазины знаешь, наверное, каждый день по утрам девушкам подарки покупаешь.
– Нет, – сказал он, – не покупаю.
– Потому что жадный? – продолжала она поддразнивать, с первого дня устанавливая баланс в отношениях.
– Нет, просто потому, что девушки здесь не ночуют.
– То есть я буду первой?
– Да.
– Тогда точно остаюсь. А то в другой раз не предложишь. Только ведь у меня даже трусов чистых нет. Придется тебе утром меня без трусов везти. Довезешь?
– Трудно будет. Можем ДТП устроить.
– Ладно уж, так и быть, постираю трусы.
На следующее утро он отвез Катю домой переодеться, но вечером они опять встретились, и на этот раз она приехала к нему с маленькой сумкой. В следующий раз она приехала с сумкой побольше. Но впереди все равно была зима, и надо было покупать много новой одежды, он даже не представлял себе, как много можно покупать разной одежды и каких все это стоит денег, но денег ему было не жалко, как не жалко было и времени, и он возбуждался всякий раз, когда заходил с Катей в большие удобные примерочные и она начинала расстегивать кофточку или платье, сосредоточенно выбирая, с какой именно из принесенных продавщицей вешалок с тряпками ей начать примерку. Она всегда спрашивала у него: «Нравится?» И никогда не брала то, что ему не нравилось. В первый раз она настояла на том, что заплатит сама, потом платил он. Ему стыдно было признаться, но он получал удовольствие от этих тихих просторных магазинов, отгородившихся своими ценами от остального мира с его шумом, грязью и жестокостью, от приветливых взглядов продавцов, быстро учившихся узнавать его, и, конечно, больше всего от Кати в новых сапогах, новом платье или новой юбке – самой-самой красивой и самой-самой желанной…
Где сейчас знакомятся молодые люди? Безусловно, все зависит от интересов и имущественного положения. Приятели, приятели приятелей, знакомые и знакомые знакомых, перемещаясь по вечернему городу, образуя пересекающиеся множества – клубы, рестораны.
«– Мариша, я тебя сто лет не видела, (
К моменту знакомства с Катей он прожил в Москве уже несколько месяцев и почти убедил себя, что может замечательно обходиться проститутками, не встречаясь ни с одной из них больше трех раз. Не то чтобы он себе такое правило установил, но больше не получалось. Он перепробовал массажные салоны, мужские клубы и сервисы по вызову. Девушки были от него без ума – он был молодой, сильный, привлекательный и щедрый и никогда не пытался никого унизить. Почти все они хотели встречаться с ним еще и еще, но… не получалось. К третьему разу терялась концентрация и постепенно начинало вылезать наружу все накопившееся за месяцы или годы неправильно устроенной жизни дерьмо, и не было для этого дерьма никакого сдерживающего начала – образования, воспитания или просто хорошей наследственности. Дерьмо начинало вылезать в виде откровенного вранья, визгливых интонаций, чрезмерной склонности к алкоголю или дури, желания заглянуть за плотно закрытую дверь. Алексей сразу чувствовал запах этого дерьма и больше не звонил. Ему хватало ума не делать обобщений, но общение с проститутками точно не способствовало позитивному отношению к молодым женщинам.
Иногда, ужиная в каком-нибудь ресторане, чаще всего в одиночестве, особенно когда снимал квартиру в центре, ловил на себе заинтересованные взгляды и загонял внутрь пробивающуюся навстречу слабому осеннему солнышку потребность в человеческой близости. «Никакой разницы, просто эти в силу определенных обстоятельств получили возможность не становиться раком каждый день и перед каждым встречным, а могут немножко повыбирать – суть от этого не меняется». И было ему от этой мысли очень горько, но горечь была холодная, пассивная и не могла оказать никаких воздействий ни на разум, ни на сердце. Казалось, что все уже давно окаменело, и, попадая на этот камень, холодные капельки скользили по нему и исчезали в никуда, оставляя лишь мгновенно высыхающий след.
Да и какие другие связи, кроме мимолетных отношений с проститутками, могли у него быть? Жить осталось несколько месяцев, и эта мысль в сочетании с тем, что является она не результатом неизлечимого недуга, а напротив, пощипывает нервные окончания не просто здорового, не просто молодого, но еще и очень привлекательного по любым меркам мужчины, делала его совершенно неотразимым. Он, конечно, по неопытности этого не понимал, но тренированное тело, хорошая одежда и соответствующий одежде кошелек да плюс еще и чайльд-гарольдовская печаль на лице… Судите сами.
Питался он обычно в заведениях средней ценовой категории, но иногда заходил и в дорогие рестораны и всякий раз, утвердительно отвечая на вопрос официанта: «Ужинать один будете?» – простой профессиональный вопрос, не связанный ни с каким личным интересом, а лишь с необходимостью убрать со стола лишние приборы, – испытывал чувство неловкости, будто не оправдал чьих-то ожиданий.
Из развлечений несексуального характера Алексей, как и множество его сверстников, выбирал кино. Но в отличие от большинства кинотеатр предпочитал самый дорогой – с раскладывающимися креслами и выдвигающейся подставкой, чтобы можно было полулежать. Специальной кнопкой вызывался официант, услугами которого он никогда не пользовался. В этот кинотеатр Алексей и ходил раз в неделю по мере обновления репертуара. Фильмы в нем шли больше кассовые, то есть бесконечно далекие от реальной жизни, и после одного из таких фильмов, выйдя на Садовое кольцо, он столкнулся с жизнью реальной, то есть с тем фактом, что его с трудом припаркованная машина была наглым образом «заперта» Audi «четверкой».
Дело житейское, и спешить Алексею было некуда. Он вернулся в кинотеатр и поинтересовался, не принадлежит ли машина кому-либо из ожидающих следующего сеанса. Ответом было сочувственное молчание.
Он снова вышел на улицу, где начал моросить мелкий холодный дождь, который вынудил его сесть в машину, чтобы согреться, а заодно и оценить возможность освобождения из плена. Первое было явно легче, чем второе. Он посигналил несколько раз, вызывая понимающие взгляды прохожих и автомобилистов, отражающиеся от тонированных стекол его машины. После этого оставалось два варианта: идти ужинать в один из ближайших ресторанов в предположении, что часа через полтора Audi точно не будет, или перейти к решительным действиям. Алексей сделал шаг в сторону от красной машины и увидел, услышал, почувствовал – стук каблуков, прерывистое дыхание, высокую, стройную в распахнутом пальто: «Извините, ради бога извините, это ужасно, что я сделала, – кваканье сигнализации, – я правда никогда
