кстати, Наташка говорила, что отец – миллионер, откуда они здесь, миллионеры, но симпатичный точно, и одет нормально, с таким нигде показаться не стыдно…
– Зовут-то тебя как, противогаз?
– Алексей. Можно Леша.
– Алла, – она протянула ему руку, которую он осторожно принял, поднес к лицу, но не поцеловал, а стал рассматривать.
– Ты чего? – опять спросила Алла и недовольно подумала: ну, лохушка, расчевокалась, прямо как из деревни. – Чего там рассматриваешь? Руки не видел? Так у меня еще нога есть.
– Сейчас на руку насмотрюсь, – серьезно ответил Алексей, – потом ногу покажешь. Надо же знать, какие у красавиц руки и ноги, а то спросит кто, а мне и сказать нечего.
– Типа комплимент сделал? – не без удовольствия поинтересовалась Алла.
– Типа да.
– Непростой ты парень, Леша.
– По сравнению с тобой, Аллочка, простой. – Все это время он нежно перебирал в своей руке ее пальцы.
– Руку-то отдашь?
– Отдам. Но ты ногу обещала.
– Не сегодня, – засмеялась Алла. – Слишком много будет для одного раза. Боюсь, не выдержишь.
– Хорошо, – спокойно согласился Алексей. – Посидеть-то с тобой можно рядом?
Они посидели рядом, и поговорили, и посмеялись, и потанцевали, и оказалось, что нет никакой разделяющей пропасти, он обнял ее в машине, она мягко отстранила его: «Нет, нет, Леша, не сегодня, дай мне время…»
– И ты покажешь мне ногу? – улыбнулся Алексей, не убирая руки с ее обтянутого джинсовой тканью бедра.
– Если ты еще будешь этого хотеть, – все еще немножко грустная, все еще «девушка с прошлым», с которым, якобы, «не легко расстаться».
Ну и ладно. Никто никуда не торопится. Алла нравилась Алексею, и за три недели регулярных встреч он почти влюбился. Алексей нравился Алле. Он почти совсем не был «ну знаешь, провинциальным», говорила она московским подругам по телефону, – такой нормальный парень, в Москве очередь бы за ним выстроилась. Она не хотела просто переспать с ним. Она хотела серьезных романтических отношений. Она, может быть, даже хотела выйти замуж. Все это была очень действенная и очень приятная терапия. Алексей долго думал по поводу новогоднего подарка, даже посоветовался с отцом, который, конечно же, слышал от дочки про всю эту любовную историю. Отец сказал, что знает, что нужно, и привез из Москвы дорогой дизайнерский медальон с бриллиантами на черном шелковом шнурке. На самом деле он привез два – второй Насте, чтобы не было обидно. И матери привез подарок. «Все это вместе стоит автомобиль», – сказал он.
– Я отдам, пап, – сказал Алексей.
– Это мой подарок тебе, ничего не надо отдавать, тебе сейчас нужно это, вот и бери.
Теперь все было в порядке. Алексей ехал домой и улыбался. Переодеться, взять кое-какие вещи, девчонки купили продукты, ребята – выпивку. Он сказал Алле, чтобы обязательно взяла с собой теплый комбинезон, чтобы можно было кататься на снегокатах. У нее не было, и он выпросил у Насти. Его переполняли ощущение счастья и предвкушение счастья еще большего. Он позвонил Алле. Третий раз за день.
– Я взял комбинезон, – сказал он, чтобы что-то сказать.
– Спасибо, я жду тебя. Я буду сегодня очень красивой.
– Ты всегда красивая.
– Сегодня вся моя красота – для тебя, она твоя. Целую тебя и жду, – она положила трубку.
Даже звук ее голоса вызывал мгновенную эрекцию. Он ехал и улыбался. Господи, как хорошо жить!
Вместо эпилога или пролога
Спустя восемнадцать с половиной месяцев с того вечера, когда Алексей ехал навстречу столь многообещающей новогодней ночи, закончилась его жизнь. В репортажах в первые часы после событий, изменивших жизнь очень многих людей, сообщения были сухими, лишенными красок да и не совсем точными, по правде сказать. Потом будут эксклюзивные интервью, репортерские расследования, ток-шоу, аналитические программы и вручение наград. А в первые часы приходилось довольствоваться той же самой ночью исправленными пресс-релизами, из которых получалось, что Ахмеда задержали при переходе границы. Это было бы слишком кинематографично и слишком опасно (кстати, именно в аэропорту его героя задерживают в фильме, снятом по мотивам всей этой истории). Но не в жизни. Задержание Ахмеда было сигналом к началу всей контроперации, и Ахмед по сути сам этот сигнал и подал.
В три утра, когда Алексей досматривал свой южнокорейский фильм про месть, а Катя (учитывая трехчасовую разницу во времени) вернулась в гостиницу после встречи с подругой, Ахмед сказал охраннику, что хочет пойти погулять. И не хочет, чтобы ему мешали. Он был одет по-прогулочному – кроссовки, джинсы, футболка и кожаная куртка. В карманах куртки были документы, деньги и два телефона, а за ремень джинсов засунут пистолет – так, на всякий случай, скорее по привычке. Первые шаги по сырой траве Ахмед чувствовал спиной упертый в него взгляд, но потом темнота ночного сада поглотила его на много раз отмеренном маршруте в сто сорок шагов до забора, отделяющего соседний участок, на который он проник беспрепятственно через заранее подготовленную щель, скрытую кустами. Никто не знал, что этот дом и участок тоже сданы в аренду, так же как и следующий, смежный со вторым, с выходом на дорогу, ведущую к шоссе.
Ахмед шел по темным участкам, убеждая себя, что и на этот раз все должно получиться, что выследить его не было возможности – за Алексеем следили и проверяли его на входе каждый раз, охрану нанимал Иван, который даже родной матери не верил, что она его родила, поэтому у федералов даже при удвоенной против его ожиданий хитрожопости нет никаких шансов его выследить. Однако спутниковый сигнал сначала зафиксировал на пустой улице дачного поселка появление автомобиля, которого там не было в предыдущие дни, а потом и движение объекта в сторону этого автомобиля. Ахмед направился в сторону машины, взяв пистолет в правую руку и подняв левую вверх. Это был своеобразный сигнал машине начать движение в его сторону, и это же стало сигналом снайперу, который всадил пулю в эту поднятую левую руку, тогда как под другим углом вторая пуля вошла в правую ногу. Ахмеда крутануло по часовой стрелке и бросило на землю. Он лишь на несколько мгновений потерял сознание в результате болевого шока, но этих мгновений было достаточно, чтобы здоровые мужики в черных комбинезонах, расчерчивая асфальт инфракрасными лучами, оседлали его, надавив на разные места, чтобы продлить состояние шока и зафиксировать в неподвижности руки, ноги и голову.
Ахмед столько раз говорил, что его никогда не возьмут живым, что вся эта история стала обрастать легендами. Однако рабочих вариантов было три: или все это блеф, или он обмотан взрывчаткой, или где-то в пределах секундной досягаемости у него вшита ампула с ядом. Точно никто не знал. Поскольку Ахмед не раз доказывал, что он человек серьезный и слов на ветер не бросает, то склонялись к третьему варианту, который впоследствии и оказался достоверным. Одна ампула была вшита в воротник кожаной куртки, еще несколько – в прочие предметы небогатого гардероба, но ни одной из них воспользоваться не удалось, и это была первая в длинной череде горьких мыслей пришедшего в сознание и скованного по рукам и ногам Ахмеда: он не выполнил одно из главных своих обещаний.
Зато Катя в этот вечер сдержала свое давнее обещание. В Лондоне года три уже жила подруга – не подруга, знакомая – не знакомая. В общем, в начале Катиной карьеры в Москве они вместе тусовались, и знакомая эта, в отличие от Кати, за своего банкира замуж вышла, родила ему двух детей и в силу разного рода обстоятельств вместе с банкиром и детьми переехала жить в город Лондон. Целый год искали правильное жилье, два года ремонтировали, поэтому теперь было самое время заниматься презентацией трехэтажного особняка, расположенного на очень хорошей улице очень престижного района. Подруга- знакомая уже показала его всем, кому стоило показать в первую очередь. Катя, может, и во второй не состояла, но оказалась в городе, вечер у обеих был свободным, и после осмотра всех комнат, на который ушла как раз одна бутылка шампанского, они решили поужинать.
