лежит в специализированной клинике. И я оплачиваю все расходы. Поэтому я не могу позволить себе купить квартиру в Лондоне, даже однокомнатную. Жена оставила меня ровно через год после того, как матери поставили этот ужасный диагноз. Ей не нравилось, что я уделяю маме слишком много времени.
Маргарет подавила горестный всхлип. Агата, стараясь сохранить самообладание, допила весь чай. Саманта неловко коснулась пальцами рукава Эдварда Смита, который, понурившись, изучал носки своих начищенных туфель. Ей не часто приходилось сталкиваться с человеческим горем напрямую. Она чувствовала себя гораздо увереннее, узнавая о чужих неприятностях из переписки.
— Полагаю, вскоре вы сможете поселиться в этой квартире, — нарушила затянувшееся молчание Агата.
Маргарет, у которой влажно блестели глаза, наградила сестру одобрительной улыбкой. Саманта деликатно высморкалась. У нее щипало в носу. Надо же, как ее проняло.
Проводить мистера Смита вышли все трое. Агата пообещала, что в ближайшее время позвонит ему, чтобы назначить день подписания договора.
— У меня сердце разрывается и ноги не держат! — пожаловалась Маргарет, направляясь к своему дивану.
Она улеглась, пристроив голову пониже, а ноги взгромоздив на подушку, как ей советовал врач. Пользуясь слабостью сестры, Агата быстренько убрала с низкого столика еще теплый заварочный чайник, от сладковатого аромата которого ее мутило.
— Думаю, это тот, кто нам нужен, — хлюпая носом, сказала Саманта вернувшейся из кухни бабушке.
— Тем более что он работает в Министерстве здравоохранения. Если вдруг кому-нибудь из нас понадобится операция, он поможет. Не придется несколько месяцев ждать своей очереди, — согласилась Агата.
Саманта кивнула и дважды оглушительно чихнула. Из носа у нее текло, глаза щипало.
— Что-то мне не нравится, как ты выглядишь, — обеспокоенно произнесла Агата.
— Ничего страшного, просто легкая тахикардия, — отозвалась с дивана Маргарет. — Что ж поделаешь, если я все принимаю близко к сердцу. Даже к старости не научилась держать себя в руках.
— Маргарет! Может, хватит считать себя пупом земли? — возмутилась Агата. — Я обращаюсь к Саманте!
И она обернулась к внучке, лицо которой уже пошло багровыми пятнами.
— Быстро в ванную! — приказала она. — Сними с себя все! Прими душ и вымой голову! У тебя приступ аллергии. Но вот на что, хотелось бы знать!
Саманта бросилась выполнять предписание.
— Надеюсь, ты не станешь возводить напраслину на мой чай? — оскорбленно спросила Маргарет и не без труда поднялась с дивана.
— Не будь дурой! Не хотелось бы тебя обижать, но она пьет эту твою мерзость каждый раз, когда ты ее угощаешь. У нее давно иммунитет.
И бывшая медсестра, нахмурив брови, принялась внимательно оглядывать комнату. Ее взгляд задержался на диване. Она подошла поближе, наклонилась и извлекла застрявшие меж двух подушек несколько крошечных волосков.
— Вот кто во всем виноват! — торжествующе объявила она. — Это кошачья шерсть!
Саманта, завернутая в полосатый халат Маргарет, делавший ее похожей на курортницу тридцатых годов, вышла в коридор и столкнулась с бабушкой.
— Ты все время сидела рядом с мистером Смитом, — объяснила та. — А когда он рассказал о своей больной матери, ты до него дотронулась. И на тебя попало несколько волосков с его пиджака.
Саманта вздохнула. Ее молочно-белая кожа и в самом деле не выносила ни синтетики, ни душистого мыла. Она не могла спать на подушках, набитых утиным пухом, потому что тут же начинала задыхаться. Морепродукты вызывали у нее мгновенную крапивницу. И разумеется, она страдала аллергией на собачью, кошачью и даже овечью шерсть — однажды она примерила в одной лондонской лавочке перуанское пончо ручной работы, и дело едва не кончилось отеком легкого.
Агата уже набирала номер Эдварда Смита. Он подтвердил, что у него действительно живут две кошки. Узнав о том, что у Саманты аллергия, он сказал, что вынужден отказаться от квартиры. Со своими кошками он не расстанется ни за что на свете.
У Питера Пламкетта не было ни домашних животных, ни склонности к выпивке. Кроме того, он не намеревался в ближайшие несколько лет покидать Лондон. Ему только что исполнилось сорок, и на пенсию он тоже не собирался. Его матушка пребывает в совершенном здравии, спасибо.
Это был спокойный и флегматичный парень. Поэтому его ничуть не возмутили по меньшей мере странные вопросы, которыми сестры Саммер засыпали его, едва он успел переступить порог их дома.
«На осмотр квартиры у него ушло ровно двадцать три минуты. Это разумное время. В конце концов, он планирует прожить здесь дольше, чем аудитор», — думала Агата, приглашая гостя проследовать за ней на второй этаж.
Было семь вечера — как и сержант Ольсен, Питер Пламкетт не смог освободиться раньше, чтобы прийти к ним. Саманта с тетушкой ждали их в гостиной Маргарет. Обе получили от Агаты точные инструкции. Маргарет должна предложить ему на выбор чашку чаю и бокал вина; если он выберет вино, бутылку оставить на столе и проследить, нальет он себе еще или нет. Саманте было велено сесть как можно ближе к посетителю на предмет проверки возможного источника аллергии.
Питер Пламкетт опустился на диван только после того, как уселись все три женщины. От чаю он отказался, от вина тоже. Согласился на сок. Маргарет поспешила на кухню и принесла бутылочку томатного.
За это время Питер Пламкетт успел вытащить небольшой блокнот.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов по поводу квартиры и условий договора, — обратился он к еще только собиравшейся с мыслями Агате, инстинктивно распознав в ней хозяйку.
Он слегка покраснел, поправил очки и принялся расспрашивать их о стоимости коммунальных услуг и состоянии дома, о том, какие помещения являются общими, а какие доступны только владельцам. Особенно его интересовало, можно ли пользоваться садом. Затем, бросив взгляд на разграфленный лист, он пожелал уточнить, работает ли сантехника, можно ли топить камин и как регулируется подача тепла в чугунных батареях. Кроме того, ему хотелось знать, как давно в доме переклеивали обои и меняли напольное покрытие.
Агата чуть было не спросила, не требуются ли ему сведения о точном количестве розеток на чердаке, но прикусила язык. Этот молодой человек ей нравился. Нравился строгий косой пробор в его волосах, не слишком длинных. Нравился его голос — негромкий, но решительный. Нравился его аккуратный костюм — темного цвета брюки и пиджак и тщательно отглаженная сорочка. Его глаза за толстыми стеклами очков окружала тонкая сетка морщин, зато они смотрели с прямотой. Правда, лицо у него было, пожалуй, слишком уж худощавое, да и фигура не отличалась крепостью. Для своего роста — где-то под метр восемьдесят — он, по мнению Агаты, выглядел скорее тощим: узкая грудь и сутулые плечи выдавали в нем прискорбное пренебрежение к занятиям спортом. Но, одернула она себя, ей же нужен жилец, а не грузчик.
— Если вы не против, мистер Пламкетт, я бы тоже хотела кое о чем вас расспросить, — с улыбкой сказала она, когда он сделал паузу, чтобы глотнуть томатного соку.
— Сейчас запишу в блокнот все, что вы мне рассказали, и я к вашим услугам, — отозвался он, и его щеки снова зарозовели.
На все их вопросы он дал исчерпывающие ответы. Учился в Итоне. Несколько лет прожил за границей. Последние десять лет преподает в школе рисование и историю искусств.
— Почему вас перестала устраивать ваша нынешняя квартира? — осведомилась Агата.
— Потому что человек, с которым я в ней жил, переехал в Австралию. Это квартира с двумя спальнями, и мы снимали ее десять лет. Но одному мне не нужно столько комнат.
— Вы могли бы подыскать другого компаньона, — вмешалась Саманта.
— Одна мысль о том, что придется делить с чужим человеком одну ванную и один холодильник, приводит меня в ужас. Преподавание — тяжкий труд. Я люблю тишину и нуждаюсь в одиночестве.
