Саманта достала из сумки два анонимных письма, подчеркнув, что второе пришло на ее домашний адрес.
— Самое неприятное — то, что этого адреса никто не знает. Он не значится ни в каких справочниках, потому что мы с бабушкой терпеть не можем торговых агентов. А у тети Маргарет телефона нет.
Затрезвонил мобильник Беверли. Она посмотрела на номер звонившего и вздохнула:
— Макс. Извини, ладно? Буквально на минутку. Он меня достал уже. Никак не может понять, что между нами все кончено.
Она проговорила минут десять. Затем, повернувшись к Саманте, еще полчаса объясняла, почему она решила порвать с вышеозначенным Максом. Обычно все происходило с точностью до наоборот: любовники Беверли старались как можно скорее исчезнуть из ее жизни, не в силах терпеть ее вулканический темперамент.
— Правильно сделала, что рассталась с ним, — одобрила Саманта.
Снова зазвонил мобильник.
— Опять он, — с видом заговорщицы шепнула Беверли.
— Просто не отвечай, и все. В конце концов ему надоест, и он отстанет.
— Ты, как всегда, права, Сэм! Ты лучший в мире психолог-консультант по семейным проблемам!
И она весело отшвырнула аппарат, который врезался в спинку красного дивана, перевернулся, подпрыгнул и сгинул где-то между его мягкими подушками.
— Так вот, насчет этих писем… — заговорила Саманта.
— Каких писем?
— Ну, этих… Которые я тебе показала…
— Ах да, анонимки! Дорогая моя, ты совершенно напрасно беспокоишься. Все журналисты получают послания от всяких психов. Если бы я вникала в каждое неприятное письмо, которое мне приходит, я бы покой и сон потеряла! Так что не думай о них. Это оборотная сторона известности!
И, внимательно разглядывая свои длинные, покрытые черным лаком ногти, она принялась перечислять самые ядовитые письма, адресованные ей за время ее журналистской карьеры.
— Да, но они приходят тебе в редакцию, а не домой, — исхитрилась перебить ее Саманта. — Скажи, пожалуйста, кто в редакции, кроме тебя, знает, где я живу?
Беверли сосредоточилась на ногте мизинца.
— Директор по персоналу миссис Перпл, — принялась вслух размышлять она. — Она оформляет твои гонорарные ведомости. И еще Хелена, мой секретарь. Можешь их расспросить, Сэм, но я очень сомневаюсь, что они могли кому-то дать твой адрес. Миссис Перпл в принципе не из болтливых, а уж сейчас, когда у нас грядут сокращения, она озабочена одним — как бы не вылететь с работы. И за Хелену я ручаюсь. Она знает, что ты моя подруга, и слишком меня боится, чтобы играть в такие игры.
Беверли вытянула свои длинные ноги и с гибкостью кошки поднялась с дивана.
— В общем, дорогая, зря ты себя накручиваешь из-за этих писем, — подвела она итог и направилась к своему столу.
Саманта поняла, что пора уходить. Беверли, дернув челюстями, приложила свою щеку к ее — на сей раз это означало прощание.
— Надо будет как-нибудь вечерком выбраться в «Черный лебедь». Небольшой расслабон тебе не повредит! Кстати, у них появился новый официант. Картинка! Я бы с ним переспала. Только сначала хочу показать его тебе. Интересно, что скажешь.
Саманта согласно кивнула головой.
— Куда подевался этот гребаный мобильник?
Уже закрывая за собой дверь, она услышала за спиной грозный рык.
В четверть восьмого Саманта покинула редакцию. На улице было тепло, хотя солнце сменилось дождем. У нее оставалось ровно пятнадцать минут, чтобы добраться до Сент-Джеймс-парка — шикарного квартала, в котором обитал мэтр Лукарелли с сыном Флавио. Этому самому сыну она дважды в неделю давала уроки английского языка. На платформе метро только что ушедший поезд показал ей хвост. Пришлось ждать следующего. Он пришел переполненный и, сипя от удушья, пополз вперед со скоростью улитки.
Величественный викторианский особняк, разделенный на несколько квартир, от метро отделяло примерно двести метров. Алессандро Лукарелли обитал на последнем, четвертом этаже. Окнами квартира смотрела на парк. По крошечному озерцу гордо плавали равнодушные к дождю черные лебеди. Саманта нажала кнопку домофона. Дверь открылась, и она бегом понеслась вверх по мраморной лестнице, не дожидаясь стоявшего на третьем этаже лифта.
— Вы опоздали, мисс Фоллоу, — с порога обрушился на нее мужской голос.
Теплый голос, говоривший с итальянским акцентом.
Саманта открыла рот. Из него не вылетело ни звука. Она почувствовала, как у нее начинает гореть затылок — скулы и лоб уже пылали. При встрече с Алессандро Лукарелли она сразу переходила к третьей стадии. Иногда даже опасно приближалась к четвертой.
Ростом отец Флавио был под метр восемьдесят. У него была спортивная фигура и тонкий профиль. В коротко стриженных черных волосах кое-где мелькали серебряные нити, свидетельствуя о том, что сорокапятилетний рубеж он уже преодолел. Взгляд темных глаз смягчали длинные ресницы. Одет он был обыкновенно — в черные брюки и белую сорочку, но, несмотря на это, весь его облик поражал непринужденностью и небрежной элегантностью.
— Мне очень жаль… — пробормотала Саманта.
И мельком оглядела себя в висевшем в передней зеркале. Из разлохматившегося пучка во все стороны торчали мокрые пряди. Очки запотели, но даже сквозь них было видно, что ресницы у нее тоже влажные. Больше всего она сама себе напоминала сейчас искупавшегося в луже кокер-спаниеля.
Она не услышала, а скорее почувствовала у себя за спиной чужое присутствие — это вышла гувернантка Флавио. Мисс Тарджит было за пятьдесят. Одевалась она в неизменное черное платье с круглым отложным воротником, подчеркивавшее ее худобу. На Саманту всегда смотрела с презрительной улыбкой. Впрочем, сейчас, когда рядом стоял ее работодатель, она лишь неодобрительно покосилась на промокший пиджак Саманты и тут же испарилась. Саманта, сдергивая пиджак, старалась не думать о том, как выглядит. Наверное, в своем платье мешком и туфлях на низком каблуке она похожа на тетю Маргарет, разве что помоложе. Зря она послушала бабушку, уверявшую ее, что преподаватель, чтобы не лишиться авторитета, должен одеваться строго.
— Если верить мисс Тарджит, это не первое ваше опоздание, — продолжил Алессандро Лукарелли.
Второе, хотела было ответить Саманта, и к тому же всего на несколько минут. В первый раз она вообще была ни при чем. Какому-то клерку из Сити не в добрый час вздумалось сигануть на рельсы метро. К счастью, «скорая» приехала уже через десять минут, и тело извлекли.
— Прошу меня извинить. Просто я получила две анонимки, в которых мне угрожают смертью. Это меня немного расстроило, — пролепетала Саманта, ощущая, как ее кожа приобретает багровый оттенок.
Она часто советовала своим читательницам проявлять слабость, пробуждая в мужчине инстинкт защитника.
— Полагаю, если ведешь рубрику, посвященную вмешательству в личную жизнь посторонних людей, следует быть готовым к неприятностям подобного рода, — отрезал он. — Я ждал вас, чтобы обсудить успехи Флавио, но у меня больше нет времени.
Он кивнул ей головой и вышел, закрыв за собой дверь.
Саманта немного постояла на пороге, стараясь отдышаться. Разве пять месяцев назад, отвечая на объявление о поиске репетитора по английскому языку, она подозревала, что познакомится со знаменитым адвокатом по налоговым делам Алессандро Лукарелли?
Откровенно говоря, если она и лезла вон из кожи, вдалбливая в тупую башку Флавио английскую грамматику, то вовсе не ради денег. Ее наградой была возможность время от времени столкнуться в коридоре с мэтром Лукарелли и обменяться с ним парой слов. Его низкий голос, акцент и взгляд ввергали
