Бухенвальдский набат

город за городом в дебрях встает —
это сынам,
павшим сынам
салютует народ.

Вечная слава погибшим бойцам,
братьям отважным, героям-отцам,
мир на Земле защитившим в боях,
память о них не померкнет в веках!

1969

* * *

Мелкий снег летит и стелется,
извивается в кольцо.
Я люблю, когда метелица
ветром бьет в мое лицо.

Ты со мной, моя красавица,
как тепла твоя рука.
А луна для нас старается,
светит нам сквозь облака.

Косы русые, атласные,
закудрявились, как хмель.
А глаза, как звезды ясные,
мне сияют и в метель.

Я скажу слова заветные.
Что ответишь ты сама?..
Эх, дорожка наша светлая!
Эх ты, зимушка-зима!

1969

* * *

Качались гулко вековые ели.
О чем они тревожно так шумели?
О том ли, что таинственный поселок
в лес врезался, как города осколок?
О том ли, что ученый пожилой,
простившись нежно с внуком и женой,
спокойно, не испытывая муки,
по зову разрушительной науки
шел мимо этих елей в институт,
чтоб там, в тиши в огромном кабинете
сегодня завершить зловещий труд,
себе на горе, на беду планете:
взорвется бомба! Черный час грядет —
ученый
внука и жену убьет...

1969

* * *

                Ламаре Чкония

В минуты невзгоды, веселья, тоски,
мне песни твои и теплы, и близки.
Средь вечера будто бы солнце встает,
коль голос Ламары в эфире плывет...

Твой голос волшебный звучит вдалеке,
то в небо взметнется, то прянет к реке,
то к самой душе на мгновенье прильнет,
то вновь устремится в звенящий полет.

1970