— Мы не на допросе, — пискнул Яков, подражая Длинному.
Тот не остался в долгу.
— Цыц! Контра недобитая! — рявкнул он.
— Прекратите! — не выдержал толстяк. — Как вы можете? Вспомните о духовном…
Криш понял, что решительных действий, кроме него, предпринять некому. И приступил к своим обязанностям.
— Шутки кончились, — зловеще произнес он. — Белыч, показывай!
Наступила пауза. В тишине слышно было напряженное сопение толстяка.
— Может, не надо… — растерялся он.
— Показывай! — приказал Криш. — Давай, не тяни. Все уставились на Белкина, который чуть не подавился своей жвачкой.
— Ребята, я… Ну, в общем, я понял свое несовершенство. Мой главный недостаток — гордыня. Вот я и… решил вырабатывать смирение. Криш посоветовал мне завязывать всем шнурки на ботинках, мыть после всех посуду… То есть быть у вас на побегушках. А я… не смог так сразу перестроиться. Тогда Криш говорит: «Если не получается сразу, начинай постепенно».
— Ты суть излагай, — сердито бросил Длинный. — Не отвлекайся.
— Я и излагаю… Сейчас вы все поймете. Я понял, что Криш прав, и задумался, с чего бы начать. Самое подходящее дело — уборка.
— Так это ты здесь порядок навел? — вмешался Яков. — А я-то голову ломал. Чудеса, думаю. Уходили дрова пилить, было грязно. Пришли — чисто…
Белкин смутился. Грех гордыни имел-таки место.
— Да… — пробормотал толстяк. — Это моя работа. Мне было неловко убирать при всех, и я занялся этим в ваше отсутствие. Из-за уборки все и случилось.
— Далеко тебе еще до просветления, Белыч, — притворно посочувствовал Длинный.
— Я знаю…
Криш понял, что толстяка пора вернуть к главному.
— Ладно, ты дело говори. При чем тут твоя уборка?
— При всем, — встрепенулся толстяк. — У меня какой подход? Если уж взялся за что-то, исполняй с усердием. Это как послушание в монастыре. Я решил навести у нас в доме идеальный порядок. Начал с постелей. Хотел вытрясти пыль из матрацев и одеял, аккуратно перестелить…
Нангаван насторожился. Ему все меньше и меньше нравились откровения Белкина. Но и заткнуть толстяку рот при всех он не мог.
— Ты что, в наших постелях рылся? — пропищал Яков. — Кто тебя просил?
— А зачем просить? Я добровольно… Я хотел чистоту навести, услужить вам. Христианское смирение велит нам любить ближних своих, как самих себя.
— Понятно, — фыркнул Длинный. — Дальше-то что? Из-за чего весь сыр-бор?
Белкин засунул в рот новый орех и принялся жевать. Он сильно нервничал. Криша взбесила нерешительность толстяка.
— Да выплюнь ты свою жвачку! Что ты, как священная корова, жуешь и жуешь? Тебе надо было в Индию ехать за просветлением. В ашрам. Там бы тебя давно святым сделали.
— В Индию? — растерялся Белкин. Криш сжал зубы и застонал.
— Держи меня, — сказал он Длинному Вите. — А то я его сейчас убью! Прикончу на месте!
— Говори, Белыч, — пропищал Яков. — Неровен час, у кого-нибудь нервы не выдержат. Терпения больше нет ждать, пока ты соберешься с мыслями. Ну, занялся ты постелями, и что?…
Толстяк с испугу подавился орехом и раскашлялся. Криш принялся с остервенением хлопать его по спине.
— Скажешь ты, наконец, или нет? — приговаривал он. — Говори, а то хуже будет!
Белкин продолжал кашлять. С трудом отдышавшись, весь красный и потный, он выдавил из себя одно слово: «С-сейчас». Под напряженными взглядами членов общины толстяк ринулся в заваленный старыми циновками угол, поколотился там и с довольным видом вышел на середину комнаты.
— Вот! — торжественно заявил он.
Все невольно повставали со своих мест. В руках Белкин держал скомканную тряпочку не первой свежести.
— Дай сюда, — не выдержал Криш.
Толстяк ловко увернулся, несмотря на свою комплекцию, и отскочил.
— Нет уж, это я нашел! Я сам покажу.
— Не трогай его! — взвизгнул Яков. — Что ты кидаешься, как бешеный?
Длинный Витя сделал шаг к Белкину, готовый выхватить у толстяка его находку, и только Хаким и Нан — гаван не вмешивались в происходящее.
Белкин забыл о своей жвачке. Он попятился, осторожно развернул тряпочку и обвел взглядом присутствующих. На мятой ворсистой поверхности лежали два желтоватых камешка — побольше и поменьше.
— Смотрите… — зачарованно прошептал толстяк. Наступило гробовое молчание.
— Ну, что это, по-вашему? — потерял терпение Криш. — Чего застыли, как восковые фигуры? Белыч, скажи им.
— Это… золото! — восторженно произнес толстяк и облизнулся. — Самородное золото! Самое настоящее!
— Откуда? — поразился Яков.
Длинный Витя раскрыл от удивления рот, уставившись на камешки в руках Белкина. Хаким крякнул.
Неожиданно для всех Нангаван вскочил и бросился в свою комнату. Вне себя от волнения, он просунул руку под матрац в заветный тайник и похолодел. Там было пусто…
Глава 14
«Этлон» и «Эрбор» медленно проплывали между двумя остроконечными вершинами «хрустальных» гор, сверкающих в лучах огромного желтого солнца. Оба корабля благополучно миновали Врата Хелиона и мягко опустились на посадочную площадь.
Воздушно — золотая среда на корабле Тэлла Элакриэна слишком истощилась. Он ощущал слабость и сильную резь в глазах. Из-под опущенных век выкатились крупные слезинки. Пилот смахнул их. Он не мог разобраться в своих противоречивых чувствах, остро переживая возвращение на родину.
— Тэлл, что-то случилось?
Пилот вспомнил, что за ним наблюдает дежурный диспетчер.
— Все нормально, — ответил он.
Лицо диспетчера дрогнуло. Он множество раз руководил посадкой «Этлона» и всегда видел Тэлла сияющим от радости. Диспетчер неловко кашлянул, чтобы справиться со смущением. Он считал, что допустил промах, обратив внимание пилота на его состояние.
Элакриэн улыбнулся. Он не настолько сильно поддался эмоциям и физическому недомоганию, как могло показаться на первый взгляд.
— Все в порядке, — твердо повторил он.
За ним пришел маленький воздушный катер «черепаха». Пилоты прозвали его так за круглую форму и низкую скорость. После космического корабля полет на «черепахе» выглядел комично. Найс, водитель «черепахи», причалил к «Этлону».
Хелион… Тэлл любил зеленое небо этой планеты, легкие облака, разлитое в воздухе благоухание, тени деревьев на желтом песке, города, выстроенные из искрящегося, чрезвычайно прочного материала. Жители Хелиона имели совершенные «золотые» тела, которые могли существовать очень долго, если бы
