Все произошло именно так, как говорил Вальганиус. Он упивался успехом. Он рисковал, до самого конца не веря в то, что ему удастся заманить меня в ловушку. Он жаждал доказать свое превосходство над всеми разумными существами. Особенно над «самодовольными хелионцами». Именно так он нас называл.
Раз я попалась в расставленные им сети, значит, наша цивилизация все еще уязвима. Вальганиус задумался о выгоде. Что он сможет извлечь из сложившихся обстоятельств?
«Ма-анфи, — проскрипел Магистр. — Посмотрим, как тебе понравится новая игра. „Рабы и рабовладельцы“! Неплохо звучит. А?»
Вальганиус презирал любой вид эмоциональной зависимости. Легкой формой этой болезни он считал симпатию. Любовь, по его определению, была самой тяжелой ее формой. Магистр старался приобрести иммунитет от первого и второго. Он желал оставаться неуязвимым. Эмоциональная связь с любым существом, по его мнению, ведет к непредсказуемым последствиям. Если желаешь свободно распоряжаться своей судьбой, ее ни в коем случае нельзя ни с кем связывать.
Вальганиус был в восторге от своей деятельности. Клонированные тела некоторое время могли существовать самостоятельно. Но недолго. И он придумал коварный план, как наделить клонов жизненной энергией. Для этого ему понадобился сильный Дух, у которого развито чувство ответственности и который не бросит клонов при первой же возможности.
Сейчас мне понятны мотивы, мысли и чувства Вальганиуса. А тогда…
Бедная Драгия! Бедные жители Жада, которые прятались от проблем и думали, что таким способом смогут убежать от жизни. Наивные… Впрочем, не стоит осуждать их. Я оказалась немногим лучше. Обремененная множеством клонов, полностью зависящих от меня, я ничем не интересовалась, ни о чем не помышляла, кроме своего «долга». Вальганиусу удалось — таки навязать мне свою игру… Как я допустила это? Каким образом дала согласие?
Мне нужно разобраться в себе. Первый всплеск негодования и бурного возмущения улегся. Пережитое уже не выглядит столь чудовищной драмой, как в начале. Клоны погибли, и теперь я могу распоряжаться собой. Но… мое тело уничтожено взрывом на Драгии. А «Эрбор»? Что с ним?…
Она понимала, что Тэлл не слышит ее исповеди. Они слишком далеки друг от друга. И дело тут не в расстоянии и не в том, что они находятся по разные стороны реальности, — а в ее внутренней неготовности встретиться с ним вновь после долгой разлуки. Они могли бы изредка общаться в снах… привыкать к тому, что их постигло. Но Манфи пока не решалась даже на это. Она боялась, что Тэлл не поймет ее. Она сама перестала понимать себя. Той, прежней Манфи, которая давала ему Обет Любви, больше нет.
Образ Тэлла Элакриэна, созданный ее воображением, пока был ей ближе и роднее, чем настоящий Тэлл. Вероятно, он тоже изменился за это время. Они оба стали другими…
— Ты смотрела утренний выпуск новостей? — возбужденно жестикулируя, спросил Самойленко. — На Ревина опять покушались. А ему все как с гуся вода!
— Что на этот раз?
— Снайпер… У крутых фантазия небогатая. Но Ревин молодец! Другой бы на его месте уже спрятался, за границу удрал…
— Так ведь и там найдут, — перебила Ангелина Львовна. — Мир тесен.
Она чувствовала себя значительно лучше. Самойленко оказался прав: как только шар покинул ее кабинет, видения прекратились. Странные образы оставили ее в покое, сон нормализовался, и настроение поднялось.
— Да… Тебе звонили. По-моему, супруга Ревина, — сообщил Олег Иванович, закуривая очередную сигарету. — Я сказал, что ты в командировке.
— Правильно сделал.
Самойленко нервно прохаживался по холлу, ежился и потирал затылок. Окурок за окурком летели в пепельницу.
— Ты сегодня какой-то взвинченный, — заметила Закревская. — Случилось что?
— Вроде нет…
— Тогда в чем дело?
— Понимаешь… я тут наводил некоторые справки, по архивам побегал. В общем, Ревин твой — непростой мужик.
— Во-первых, никакой он не мой! — возмутилась Ангелина Львовна. — А во-вторых, какое ты имеешь право интересоваться моими пациентами? Тем более лезть в их дела?
Самойленко, ничуть не смутившись, затушил окурок и уселся напротив нее.
— Это не я! — заявил он, прямо глядя ей в глаза. — Это все шар!
— Ну, хватит! Шар имеет некоторое влияние на психику, не спорю. Но это тебя не оправдывает. Ты привык во все совать свой длинный нос! Излишнее любопытство — уже не недостаток, а тяжкий порок. Когда-нибудь ты за это поплатишься, Олег.
— Тебе совсем не интересно, что я узнал?
— Совсем.
Лукаво улыбаясь, Самойленко показал ей кончик мизинца.
— Ни вот столечко?
— Ни капельки. И довольно об этом.
— Ты железная леди! — засмеялся он. — Невозмутимая и холодная. Айсберг.
— Я не хочу собирать сплетни, Олег. И тебе не советую. Ревин — не соседка по даче. Он делец, циничный и жесткий, в каком-то смысле беспощадный. Если до него дойдет, что ты вынюхиваешь…
— Извините. Архивные данные — не сплетни, — обиделся Самойленко. — Мой бывший пациент заведует одним серьезным отделом, он-то и помог мне выяснить кое-что о Ревине.
Ангелина Львовна сокрушенно вздохнула.
— Господи, ну зачем тебе это надо? Не живется спокойно, да? Проблем не хватает?
— Ты что-нибудь слышала про «Общество 164»? — вместо ответа спросил он.
— «Общество 164»? Нет… Странное название. Сейчас чего только не придумают. Ты хочешь сказать, что Ревин — член этого общества?
— Я совсем не то хочу сказать. Ты можешь просто выслушать?
— Ладно, давай… говори. Беда мне с тобой!
— «Общество 164» основал Франц Таузенд, алхимик. А назвал он его так потому, что в системе элементов, созданной им же самим, номер 164 имеет… золото.
— Ну и что? Алхимики жили в Средние века. При чем тут Ревин?
— Не торопись… Франц Таузенд жил не в Средние века, а в начале двадцатого века, в Германии. Обыкновенный подмастерье жестянщика вдруг оставляет надоевшее ему ремесло и начинает заниматься изготовлением неких «тайных средств». Он заявляет, что будто бы на него снизошло откровение…
— Какое еще откровение?
— Об этом история умалчивает. Откровение, и все.
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно, дорогая Ангелина. Господин Таузенд устраивает лабораторию близ Мюнхена и вскоре объявляет о том, что научился получать золото. «Удача больше не бежит от алхимиков. Она у них в руках!» — смело заявляет он.
— Он просто шарлатан, этот Таузенд. Фокусник. Алхимики славились непомерными амбициями и ловкостью рук.
— Не все так думают, — возразил Самойленко. — Даже практичные и трезвые немцы иногда увлекаются.
Таузендом заинтересовался генерал Людендорф, который искал денежные источники для себя и национал-социалистического движения. Вряд ли генерал был глупым или легковерным человеком. Он наверняка потребовал от Таузенда доказательств его искусства и получил их.
— Ты серьезно?
— Более чем. Генерал бредил созданием баварской «золотой кухни» и не стал бы связываться с
