Вряд ли Ще взял их с собой. Он мог спрятать их в комплексе – либо в инфоцентре, либо в куполе терраформации. Но где? Прятать нужно было так, чтобы потом нашли – сам Ще или те, кто прилетит за ним. Он должен был оставить какую-то метку. Намек. Но любой намек – это подсказка не только нам. Всюду, где мы проходили я видел следы багов. Они, вернее их операторы видели даже больше, чем мы. Если бы тут был хоть какой-то знак: надпись, записка, пометка – они бы непременно его заметили.
Я покачал головой. Толя против багов. Судьбе нравятся злые шутки. I.M.S. и другие стейты вкладывали огромные средства, чтобы убедить всех, что автоматы (в частности – старательские баги) рано или поздно полностью заменят человека в освоении космоса. Зачем разбрасывать по пространству 'мясо в консервных банках', если можно засеять все дешевыми и долгоживущими автоматами, которые делают свою работу лучше человека? Этот довод всегда действовал на Толю как красная тряпка – он непременно лез в спор и доказывал, что автоматы при освоении космоса должны идти впереди, но не вместо человека. Даже I.M.S. не мог обойтись без пилотов Трансов и без помощи колонистов. Машина может решить 90% задач, но среди оставшихся процентов, – доказывал Ще, – найдется такая задача, которая превратит автомат в груду железок и оставит вас ни с чем. С этой философией человечеству нельзя было не только отправляться в космос, но и вообще куда-то двигаться. К чему открывать Америку, если можно просто послать туда автомат?
– Чем здесь пахнет? – наконец, не выдержал я.
– Пробой во вторичных контурах, – предположил Фархад, – не очень сильный. Пока газоанализаторы не реагируют, опасности нет. Если понадобится – оденем маски.
– Надо найти утечку.
– Зачем?
Я остановился.
Мне очень ярко вспомнилось одна из моих первых экскурсий по станции.
В руках у Ще кювета с мыльной пеной и кисточка.
'Чувствуешь запах? – спрашивает Толя, – Где-то травит'
Он взбивает пену и начинает покрывать ею трубки, переходники, соединения. И на стыке труб сквозь пену начинают выдуваться большие, радужные пузыри.
'Вот оно! – довольно говорит он, – Тетраформетан не пахнет, – поясняет он, меняя прокладку и герметизируя соединение, – И газоанализатор обнаруживает его не сразу – поэтому к нему специально добавляют одорант – вещество, с запахом. Чтобы техник мог обнаружить утечку. По запаху. Мы используем в качестве одоранта…'
– Мер-кап-тан, – сказал я. Шепотом. Словно это было волшебное заклинание. – Я знаю где спрятан 'цзюань', – сказал я. Фархад оторвался от схемы и посмотрел на меня поверх очков. – Надо найти утечку. По запаху. Найдем источник запаха – найдем данные.
Баги могут увидеть все, что видит человек. И даже больше. Могут услышать, все что слышит человек. И даже больше. И у них наверняка есть газоанализаторы – которые могут вычислить, что в воздухе есть некоторый процент меркаптана. А вот то, что это химическое соединение очень мерзко и противно пахнет – они не знали. И это не пришло в голову их операторам – для них это была еще одна строчка в логе газоанализатора. Этот запах мог почувствовать только человек.
Источник запаха нашелся у люка, ведущего в потерну за барботером. Соединяющая муфта газопровода была ослаблена на несколько оборотов – достаточно, чтобы 'травить' газ. 'Цзюань' был спрятан рядом с муфтой. Плоский прямоугольник терабайтового накопителя был засунут под кожух газопровода так, что его не было видно снаружи.
# # # #
Рециклер включился, когда мы подбегали к ангару. Сквозь прозрачную стену было видно, как из его зева начали выползать клубы плотного, как чернила, дыма.
Последним, топая ботинками по рампе, на борт вбежал Нгок. Услышав гудение закрывающейся рампы, я включил стартовое термо. Конвертоплан задрожал от работы турбин на холостом ходу. Крылья с жужжаньем повернулись в горизонтальное положение – я брал низкий старт. Глядя на радар, я мысленно готовился к слепому полету в дыму.
Цветные точки на экране сползались к ангару, словно муравьи к кусочку сахара. На 'Юконе', кажется, поняли чем грозит дымовое извержение – и теперь пытались перекрыть нам пути к бегству. Дым не мешал багам видеть – они были оснащены радарами, но он сделал невозможной стрельбу из лазеров. Любые оптические помехи: туман, дождь или снег рассеивали лазерное излучение, снижая его мощность, а плотный и непрозрачный дым должен был вообще свести КПД лазеров к нулю. И операторы гнали багов к ангару – чтобы подобраться вплотную, где дымовая завеса не защитила бы нас от лазеров.
Я щелкнул еще одним тумблером. Створки ворот раскрылись, впуская в ангар клубы дыма. Фархад постарался на славу. Дым тек, словно лава земного вулкана. Он был тяжелее воздуха и мгновенно заполнил ангар – стало темно, словно кто-то погасил свет.
Конвертоплан нырнул в клубящуюся тьму, как спринтер, услышавший выстрел стартового пистолета. Несколько багов успели попытать счастья – позже мы насчитали на корпусе восемь тепловых подпалин с разных сторон. Мы пронеслись над самой землей – я едва успел убрать шасси – выровнялись и заложили вираж, уходя к каньону. Его край был уже близко в тот момент, когда в конвертоплан попали. Я не разглядел, кто стрелял. Кто-то сторожил нас за пределами завесы. Или решил рискнуть и выстрелить через завесу, вслед убегающей добыче. Я так и не узнал этого.
Что-то сверкнуло – словно по крылу полоснули сварочным резаком. Конвертоплан тряхнуло, я едва удержал управление. В следующую секунду руки сработали сами – катер вильнул в вираже и нырнул в каньон.
Пилотирование в узком каньоне на 'горизонтальном режиме' было рискованным делом. Полет 'по приборам' удваивал этот риск. А поврежденное крыло возводило этот риск в квадрат. Я отчаянно боролся с непослушной машиной, стараясь удержать ее строго по центру каньона. В этой неравной борьбе прошло две бесконечных и мучительных минуты. Потом конвертоплан вырвался из дыма – словно вынырнул из темной и мутной реки. Секунду или две я колебался, прикидывая где безопаснее – в каньоне или над ним, потом осторожно повел покалеченную машину вверх, поднимаясь над ржавыми зубами утесов. С этого расстояния Полярная выглядела как одно большое темное облако.
– Кажется, вырвались, – тихо сказал Нгок, разжав пальцы на подлокотнике.
Я был готов ко всему. К тому, что где-то еще бродят баги, управляемый операторами I.M.S., к тому, что 'Юкон' может выкинуть какую-нибудь гадость. Шли минуты. За стеклами конвертоплана проносились дюны и скалы, на месте Полярной все так же клубилась тьма. Ничего не происходило.
Потом до нас докатился глухой рокот. В глубине тьмы сверкнуло. По экрану радара прошла помеха. На том месте, где стояла Полярная, к небу рванулся гигантский смерч плазмы, увлекая за собой камни и дым. Несколько секунд спустя, ударная волна докатилась и до нас. Катер тряхнуло, но я был к этому готов и удержал управление. Все стихло. Только огромный черный столб поднимался вверх там, где раньше была Полярная.
Я нащупал в кармане 'цзюань' с данными по приводу. В поединке человека и автомата последнее слово осталось за человеком.
Когда на горизонте стали заметны облака, висящие над Тарсисом, Нгок деликатно забрал у меня штурвал. Через час мы вышли на связь с Прим-Куполом.
Генри Логос
Марсиане
