Выговор за авантюризм, залетевший в мое дело, был не первым в скорбном списке. Я принял его достойно, то бишь с каменным лицом, на котором бюро могло прочитать что угодно. Не люблю формализма, всех этих порицаний. Делай дело! Успех зачтется, ошибки простятся. Что мне выговор, я живьем горел! Летел, кувыркаясь, и об одном думал – найдут, что похоронить, или так камень со звездой поставят?
Лейла, умничка ядовитая, все поняла, как-никак пыталась объездить меня три не самых скучных месяца.
– Предлагаю делегировать Орлова на встречу с евроатлантами, – добила меня фея. – Для общего просветления ума.
– Разрешите приступать? – осведомился я, извергнув годовой запас сарказма.
– Ну что ты ерепенишься, Саша? – невесело усмехнулась Лейла. – Знаешь, как мы за тебя переживали?
Следует объяснить, почему я не хотел общаться с атлантами.
К середине XXI века два мощных союза – советский и евроатлантический – разделили планету. СССР укоренился от Гонконга и до Лиссабона. Атланты базировались в Америках и контролировали океан. Британия стала форпостом Альянса и, единственная, оправдывала приставку 'евро' в названии. Силы союзов были примерно равны, технологии достигли уровня, когда любая война гарантированно становилась последней. Противостояние обернулось патом, и гонка продолжилась в космосе. Мы рвались вперед, стараясь застолбить как можно больше пространства. Если на внутренних планетах зоны влияния кое-как разметили, то за Нептуном действовал закон кольта и ледоруба – все равны, кто первый успел, того и планета.
Тогда, после ряда неприятных инцидентов, кто-то вспомнил о 'духе Рапалло' и предложил наладить неформальные контакты между пионерами. На бумаге гладко, не поспоришь. Но какими же глубокими оказались овраги! В атлантах меня раздражало все, особенно бесконечные споры с подтекстом 'зато у нас…' Самоё существование СССР они воспринимали как насмешку истории. Фраза 'предатель Черчилль пустил большевиков в Европу' с тех пор вызывает у меня изжогу. Я устал объяснять, что первый красный флаг над Парижем подняли задолго до большевиков, а наше жизнеустройство – результат труда французских социологов, немецких философов и несгибаемых красных директоров. В моем случае рапалльская метода явно не сработала. Я увидел, насколько далеки от нас атланты, и перестал верить, что мы когда-нибудь уживемся на одной планете.
На встречу высоких сторон в парижском аэропорту я приехал в штатском. А что? Встреча же неформальная.
– Орлов, ты доиграешься! – простонала Лейла и замахнулась табличкой 'Duc J. Grafton'. – Я упомяну тебя в предсмертной записке!
Остальные, естественно, были при параде. Я чмокнул Лейлу в щеку и отнял табличку. Пусть будет м-р Дюк Джи Как-его-там. Чем действительно плох м-р Дюк?
Делегация Королевской Академии Сэндхерст прибыла рейсом из Лондона. Я увидел их издали: крепкие ребята, идут группой, озираются. Лейла спикировала на первого, они о чем-то зачирикали по- английски, заулыбались. Я с ревнивым интересом наблюдал, будут ли брататься. Остальных понемногу разбирали, и когда атлант галантно тряхнул ручку нашей феи, понял, что остался не востребован.
– Здравствуйте! – сказали на хорошем эсперанто. – Вы встречаете меня?
Я глянул под ноги и потерял дар речи.
Существо явно родилось девочкой, но за дальнейшее я бы не поручился. Маленькая, тощенькая, некрасивая до изумления. Существо тряхнуло шевелюрой в знак приветствия. Стрижка 'забыл причесаться' была модна в том сезоне.
Вот это номер… на арене кто-то помер.
– Джейн Графтон, – существо откинуло челку.
Я умер второй раз. Глазищи новоявленной Джейн Графтон просвечивали не хуже рентгена. Бывает, ловишь такой взгляд – твердый, внимательный, умный, и машинально вытягиваешься по стойке смирно.
– Здесь написано Дюк, – существо кивнуло на табличку. – Но это не имя, это титул, сокращение от duchess, герцогиня.
Я умер третий раз. Существо тактично дождалось реанимации.
– Не нужно называть меня герцогиней, хорошо?
– Хорошо, – я откашлялся. – Александр Орлов.
Я осторожно пожал миниатюрную ладонь, на удивление сухую и крепкую. Спортсменка? Не нервничает, смотрит в упор, изучает… я что, майский жук, чтобы меня изучать?! В общем, в гляделки я проиграл. Растерялся немного, у нас на пилотажном ни одной девушки, а у атлантов, гляди-ка, целая герцогиня.
Не понимаю я этого! Есть профессии, которые девушкам показаны строго индивидуально. Я, к примеру, о чем думал, когда в шлюз нырял? 'Не сейчас, так на войне, не на войне, так на дороге. Все одно, помирать! Рискну!' А женщина рисковать не может. Ее дети ждут, или, на худой конец, сказочный принц на белом коне под алым парусом. Кому этот кавалерист-маринист еще нужен?
– Александр… – замялась герцогиня, – может быть пойдем? Мы отстали.
На пути к стоянке прокатных мобилей я лихорадочно соображал, как всучить ей платежную карту. Вопрос не праздный, от карточек атланты категорически отказывались. Они прибывали со своими 'банкетками'… тьфу, 'кредитками'! И метались потом, где бы конвертировать.
Ребята уже разъезжались.
– Орлов, ты как? – Лейла выглянула в окно и невинно затрепетала ресницами. – Справляешься?
Вот кобра африканская! Я украдкой показал кулак.
– Кажется, я ей не нравлюсь, – задумчиво сказала герцогиня, провожая мобиль взглядом.
– К лучшему, – буркнул я. – Если понравитесь, жить не даст… Но все равно извините!
– Не извиняйтесь, я мало кому нравлюсь. И всегда говорю, что думаю, имейте в виду.
– Лейла беженка, – зачем-то сказал я. – Едва не погибла в море.
– Бедная! – вздохнула герцогиня, кажется искренне.
– При ней не скажите, – предупредил я и машинально тронул щеку. – Дерется.
Герцогиня посмотрела на руку, на щеку и прикусила губы. Я снова проиграл. Дернул меня черт физиономию щупать.
– Александр, давайте перейдем на 'ты', – предложила герцогиня после ироничной паузы. – Нам следует наладить контакт, иначе вас накажут по комсомольской линии.
После этих слов меня немножко понесло.
– Согласен, Джейн. Меня зовут Саша. Возьмешь? – я показал карту. – Или тебя накажут по аристократической линии?
– Саша, я не могу это взять.
– Почему? Очень интересно, правда.
– Потому что это некорректно. Я заведу новую карту и пополню с личного счета. Где ближайший банк?
– В Лондоне, – хмыкнул я. – В аэропорту есть терминал для обмена ваших денег на фрайгельд. Но зря ты так, – я покачал карточкой перед аристократическим носом, – это труд людей. Они с тобой поделились, чтобы ты посмотрела Союз. Теперь их труд сгорает на два процента в неделю. Ты считаешь это корректным?
– Не я же придумала такую своеобразную финансовую систему, – Джейн говорила спокойно. – На моем счете деньги растут. На твоем почему-то сгорают.
– Потому что результат любого труда 'сгорает', – передразнил я. – Еда переваривается, мобили изнашиваются, а шмотки выходят из моды. Фраи – не деньги, это мера труда… как метры или граммы, только чуть сложнее. Их нет смысла копить, их нужно тратить! Отдавать свой труд и пользоваться чужим, понимаешь? В общем, нет здесь банков! Хочешь – иди, меняй, уговаривать не буду.
Джейн сердито сморщила нос.
– Ладно, – решила она. – Давай свои фраи. Их, между прочим, вовсе не Маркс придумал.
– Значит, Маркс был неправ, – отрезал я, чем поверг герцогиню в ступор.
