Тем же вечером брат-францисканец Педро Мелгарехо продал все остатки индульгенций, подтверждающих полное отпущение грехов. А на следующий день был объявлен приказ Эрнана Кортеса на время кампании по осаде Мешико.
«Никто да не дерзнет поносить священное имя Нашего Сеньора Иисуса Христа, Нашей Сеньоры — его благословенной матери, Святых Апостолов и других святых.
Никто да не обижает союзника, никто да не отнимет у него добычу.
Всякая игра на оружие и коней строжайше карается.
Всем спать, не раздеваясь и не разуваясь, с оружием в руках, кроме больных и раненых, которым пойдет особое разрешение.
За ослушание в строю — смерть, за сон на посту — смерть, за дезертирство — смерть, за позорное бегство — смерть».
С того дня, как все тринадцать парусных пирог были спущены на воду, они стали недоступны — ни поджечь, ни захватить. Куа-Утомок посылал самые лучшие отряды, но круглосуточно снующие по озеру парусные пироги не останавливались ни на миг, и шли очень быстро… слишком быстро.
Не лучше обстояли дела и на суше. Куа-Утемок был готов рвать на себе волосы и двадцать раз признал правоту отца, считавшего, что такой молодой вождь, может быть, и способен воевать, но никак не собрать в один кулак распадающийся Союз.
У мертвецов дела шли не в пример лучше. В считанные дни вожди выслали Кортесу всех мужчин, способных держать оружие или хотя бы плотницкий топор: 8000 из Отумбы, 8000 из Тескоко, 8000 из Чалько и других мест, а были еще и десятки мелких племен. Выходило так, что на той стороне воинов чуть ли не вдвое больше — весь бывший Союз!
— Ты был с ними слишком мягок, сынок, — прямо сказал отец. — Не взнос надо было понижать, а дочерей в заложницы брать, — как Кортес. И Союз бы уцелел, и тебя все уважали б…
А потом Кортес разрушил идущий в город водопровод из Чапультепека, рассредоточил свое огромное войско на три ведущие к городу дамбы и начался штурм — беспрерывный и круглосуточный.
Стоило защитникам разрушить очередной участок дамбы, как поутру появлялись носильщики и воины, которые под проливным дождем стрел и дротиков стремительно засыпали проломы — камнями, бревнами и своими телами. А едва лучники Куа-Утемока подплывали на пирогах и начинали бить врага с воды, как появлялись кастильские бригантины.
Поначалу кастиланские парусные пироги держались поодаль и предпочитали расстреливать пироги из Тепуско, а потом, узнав на деле, насколько сильны их суда, принялись буквально давить врага. Зная, что на такой скорости ничто им не угрожает, кастилане просто наполняли паруса ветром, шли в самую гущу пирог противника и топили, топили и топили…
Загнанный, круглые сутки руководящий обороной Куа-Утемок запросил совета у вождей, но те ничего более толкового, чем продолжать атаки, придумать не сумели. И тогда он вызвал плотников.
— Мы проигрываем, — честно сказал он. — А главное, я не знаю, как бороться с парусными пирогами мертвецов. Посоветуйте. Все-таки вы — мастера…
Плотники переглянулись и, все еще не веря, что Великий Тлатоане не сердится, когда ему смотрят в глаза, пожали плечами:
— Лес будет, — сделаем.
Куа-Утемок замотал головой.
— Разбирайте любую крышу. Можете прямо с моего дворца начинать.
И через два часа плотники начали разбирать крыши домов, отбирая самые лучшие, самые длинные бревна, а той же ночью Куа-Утемок выслал на озеро несколько сот рабочих и лишь вдвое меньше барабанщиков — заглушать звуки.
К священному дню выборов вождей — 12 мая 1520 года Кортес готовился загодя, но к совещанию пришел с жуткой головной болью и совершенно разбитым. Этой ночью индейцы на всем озере подняли такой шум, гремя во все барабаны, что выспаться не удалось.
— Слышите? Уже начали праздновать, — потирая виски и болезненно морщась, сказал он капитанам. — К вечеру и наши вожди тоже… поразбегутся по своим племенам.
— Ты боишься, что индейцы останутся без руководства? — не поняли капитаны.
— Не в этом дело, — процедил сквозь зубы Кортес. — Молодой Шикотенкатль — вот, кого надо бы наказать!
Капитаны понурились. Они уже поняли, к чему клонит Кортес, но заняться этим грязным делом никто не рвался.
— Значит, придется назначать, — усмехнулся Кортес, видя, что добровольцев нет. — Поедешь ты… ты… и ты. Все. Исполняйте.
Встал, выскочил из-под навеса и широким шагом отправился на бригантину — топить чертовых индейцев.
Шикотенкатль и впрямь становился все более опасен. Этот молодой и весьма непокорный вождь давно уже сделал тот же вывод, что и сам Кортес: кастилане держатся только на страхе. Так что, достаточно показать пример, и вся власть «мертвецов» рухнет — в одночасье. И, как уже сообщил тайно крещенный тлашкалец из окружения Шикотенкатля, сразу после выборов, то есть, завтра к полудню назревал мятеж…
Кортес быстро поднялся на палубу и кивнул штурману:
— Вперед.
— О-о, сейчас повеселимся! — загоготали солдаты, и Кортес отечески улыбнулся.
Эти удальцы устроили между собой постоянно действующее пари: чья бригантина потопит пирог больше, чем остальные, и ставки были немалые. Впрочем, надо признать, что и риск был немалый: отчаявшиеся индейцы все чаще пытались забраться в проходящую прямо по их пирогам бригантину при помощи крюков, да, и вообще в последнее время выходили в озеро, как на верную смерть, а значит, без страха.
— Смотри, сколько собралось! — возбужденно загомонили солдаты. — Как вшей!
Кортес прищурился. Он распределил бригантины между всеми тремя дамбами, и даже его, тринадцатая, прикрепленная к корпусу Кристобаля де Олида, лишней не была. Но сегодня он задержался на совете…
— А это что? — настороженно ткнул рукой в горизонт штурман.
Кортес пригляделся. Возле дамбы стояла осажденная пирогами со всех сторон бригантина. И маленькие, едва заметные матросы отчаянно махали веслами, явно призывая поспешить на помощь.
— Давай к ним, — приказал он.
Матросы быстро перекинули паруса, и Кортес невольно подался вперед. Если честно, ему до дрожи нравился этот звук сминаемых и хлюпающих бортами индейских лодок. А индейцы уже кричали, судорожно загребая веслами и пытаясь уйти из-под рубящего удара стремительно идущего прямо к ним корабля. И едва они на огромной скорости, смяв сотни две пирог, подошли к дамбе, раздался этот жуткий звук, а Кортеса швырнуло вперед.
— Дьявол! Что это?!
Кортес охнул, потирая ушибленное колено, поднялся с четверенек и спустя доли секунды понял, что это какая-то хитрая ловушка.
— К оружию! Держать оборону! — заорал он. — Всем на правый борт!
А с правого борта вставшую посреди озера бригантинку уже тучами осаждали раскрашенные счастливые индейцы, и гребцы едва успевали сбрасывать их вниз веслами.
Бригантина скрипнула и накренилась.
— Матерь Божья! Что это?! — не понял Кортес.
— Сваи! Смотрите! Они вбили сваи!
Кортес кинулся к борту и похолодел. В локте под поверхностью воды, длинной, прихотливо изогнутой прерывистой линией шли торцы вколоченных в дно — под шум барабанов — бревен.
— Ну, куда вас понесло?! — орали отбивающиеся от индейцев матросы с тоже застрявшей соседней
