из гильзы и очень осторожно, пуще всего боясь просыпать бесценные крупинки пороха, высыпал половину на бумагу. Потом заткнул гильзу бумажным пыжом. Стараясь, при этом, подогнать пыж не слишком туго. Загнал приготовленный патрон в ствол. Деревянным, плохо координированным движением направил его чуть выше растопки и нажал на спуск, после чего ткнулся лбом в холодные доски.
Оранжевые сполохи пламени мягко растекались по лбу и вискам.
Через несколько минут ему пришлось выползти из пылающей хижины. Пламя охватило её всю, и в небо взвился столб подкрашенного копотью дыма. Оставалось дождаться гостей.
48
Майора Гревера мучила жажда, вызванная не столько духотой жарко натопленной комнаты, сколько нервным напряжением. Он ощущал страх и растерянность. Черты его лица заострились, в глазах появился лихорадочный блеск. Не раз его одолевали мысли, от которых неудержимо влекло в радиорубку.
«Задержать! Задержать передачу до возвращению Айхлера. А если Рану удастся осуществить мой замысел, то задержать придётся и вовсе на неопределённый срок. Правдоподобную причину впоследствии можно будет придумать — возросший объём передач в преддверии операции «Вундерланд», частое непрохождение радиоволн, оперативный радиообмен в связи с красным десантом, большой объём радиоперехвата, — мы вышли на прослушивание американской армии аж в Луизиане — и тому подобное. Думаю, что логичное обоснование я смогу найти. Сейчас главное — задержать. А утрату текста радиограммы в условиях противоборства с красными, если, конечно, они пойдут на огневой контакт, организовать не так уже и сложно...»
Он представил, как после возвращения спецкомиссия зароется во все бумаги, будет сверять даты, сроки, подписи, анализировать правомерность и целесообразность командирских решений, режимы работы и характеристики аппаратуры, допрашивать личный состав — и прочее, и прочее... Начнут выискивать, вылизывать, вынюхивать. Представил серые одутловатые рожи тыловых чинуш с пронизывающим выражением холодных глаз и внутренне содрогнулся. Этот почти реальный образ словно подхлестнул его, прибавил уверенности в своей правоте, сделал её бесспорной и морально оправданной.
«Нет, вы не имеете права решать мою судьбу, господа!»
Он снял телефонную трубку. Рука дрожала. Гревер умышленно воспользовался телефоном, а не прибегнул к личному контакту. Он не хотел демонстрировать подчинённым важность для него радиограммы гауптмана Айхлера.
— У аппарата начальник дежурной смены унтер-офицер Тильгнер.
— Это майор Гревер. Какой объём радиообмена на следующую ночь с объектом «Майбах-2»?
«Майбах-2» был одним из радиоцентров ОКВ в Цоссене. Туда поступала вся оперативная информация, перехваченная за сутки.
«Каким идиотом, наверное, я выгляжу в глазах этого унтер-офицера», — подумал Гревер, пропуская мимо ушей ответ начальника смены.
— Скажите, унтер-офицер, в вашем журнале за минувшие сутки зафиксирована заявка на передачу гауптмана Айхлера? Меня интересуют заявленные частоты.
— Сейчас посмотрю, господин майор.
«Вчера, если не ошибаюсь, дежурил унтер-офицер Нумбергер. Значит, Тильгнера, возможно, не проинформировали. Это хорошо...»
— Алло, Вы слушаете, господин майор? Мы работаем на плавающих частотах, а здесь указана фиксированная частота 1200 мегагерц. Алло! В журнале указано также, что согласно вашему приказу передача отложена на 24 часа. Запись сделана 29 июля в 16 часов 38 минут. Поскольку 24 часа миновали двадцать минут назад и никаких дополнительных распоряжений не поступало, радиограмма передана по назначению в 16 часов 42 минуты дежурным радиотелеграфистом Штокерманом.
Трубка приклеилась к уху Гревера. С отвращением к себе он ощутил, как сильно вспотели ладони и запульсировали виски.
— А там не записано, — внезапно охрипшим голосом спросил Гревер, — что передачу задержал я до возвращения гауптмана Айхлера с задания? И почему Вы, начальник смены, не позвонили мне перед тем, как передавать её в эфир? — сдерживая стремительно нарастающую волну бешенства, едва не выкрикнул Гревер. Вот она, наша бюрократия, наша пунктуальность, которые презирает весь мир! Черти бы нас всех побрали! Хотя, неизвестно, пунктуальность ли это в данном случае или, напротив, её отсутствие...
— Виноват, господин майор, — ответил унтер-офицер. У него был свой непосредственный командир, обер-лейтенант Эрслебен, и поэтому он не слишком переживал, слушая раздражённый голос начальника экспедиции, не разбиравшегося в их весьма специфической деятельности. Наверное, он считал, что майор вмешивается не в свое дело. Да и формально он был прав.
«Конец! Поднимать шум не имеет смысла. Айхлер переиграл меня. Наверно, чем-то заинтересовал этого Тильгнера... подкупил радистов... Мерзавец! Он оказался хитрее, чем я представлял...»
— Доложите об этом инциденте своему командиру. Пусть он наложит на Вас взыскание, — приказ прозвучал тихо и безнадёжно.
— Яволь, господин майор, — равнодушно ответил голос на противоположном конце.
Гревер медленно опустил трубку в гнездо.
«Вот и всё. Конец неопределённости...» — он оцепенело сидел за столом, пытаясь справиться с ударом и собраться с мыслями.
— Дым! На севере дым, господин майор!
Запыхавшийся Хипплер стоял на пороге Греверового кабинета. За его спиной высилась фигура унтер-офицера Шпенкера, порывавшегося протиснуться в узкую дверь, которую загородил Хипплер. Гревер оторвался от сводки радиоперехвата, которую продолжал держать перед глазами, будучи не в состоянии преодолеть потрясение, и вопросительно поднял брови.
— Спокойно, Хипплер. К чему такая спешка? Дайте доложить начальнику караула, — подчёркнуто спокойным тоном произнёс он. Спокойствие давалось ему нелегко. Мысленно он отметил наблюдательность денщика, от которого не укрылась повышенная нервозность начальника и нетерпение, с которым тот ожидал известий от группы, ушедшей к расположенному на отшибе охотничьему домику.
«Надо быть осторожнее, — мелькнула мысль. — Если это заметил он, то могло броситься в глаза и другим. Спокойнее, майор!»
Шпенкер, наконец, протиснулся вперёд и, смущённо моргая красными от бессонницы глазами, доложил, что над скальным массивом в направлении расположения одинокой хижины к небу поднимается дым, чёрный дым. Его заметил три минуты тому назад часовой второго поста рядовой Трайбман. Похоже, кто-то поджёг хижину.
— А ракеты? Должны быть ракеты, — скрывая волнение, переспросил Гревер.
— Ракет не было, господин майор.
— А этот... Трайбман не мог их прозевать?
— Исключено, господин майор, — не моргнув глазом, возразил унтер-офицер Шпенкер.
«Так оно, судя по всему, и есть. Этот не соврёт. Тогда какого чёрта горит эта хижина?! Что я должен думать обо всём этом?! Ран или же Айхлер должны были уничтожить хижину и сразу же сигнализировать ракетами. Хижина горит, а ракет нет. Тогда... Это красные? Зачем? Они же демаскируют себя. Я не могу понять их логику...»
Эти мысли прокручивались в голове Гревера, пока он надевал куртку и в сопровождении Шпенкера направлялся к левому среднему выходу. Шагал подчёркнуто неторопливо, хотя в душе люто проклинал мерзавца Айхлера, идиотскую логику красных, необходимость маскировать повышенный интерес к действиям группы, которую послал к хижине. Но он уже принял решение.
— Фельдфебеля Хайста ко мне! — приказал, на этот раз не сдерживая злости.
«Положение дел обязательно нужно выяснить до конца. Надо послать туда нарты. За четыре часа должны управиться».
Он стоял, уперев руки в бока и сощурив глаза, задумчиво смотрел на клубы чёрного дыма, лениво
