Старшина плашмя лёг на лыжи, перед тем соединив их скобой, чтобы не разъезжались.
«Волокуша. Только волочь придётся себя. Скольжение хорошее. В любом случае это лучше, чем пахать носом сугробы».
А в голове, будто Божьи заповеди, всплывали объяснения командира:
«Всю систему кабелей от приёмопередатчиков они не могут упрятать в лёд. Ледник — система хитрая, слоистый он — дышит, движется, напряжение между слоями разное, поэтому может кабель перетереть, разорвать. Тянуть кабели по воздуху ненадёжно — надо опоры ставить, а ветер бывает ураганный, а ещё — ледяные оползни, начнут опоры валиться. Из-за этого им и пришлось мачты крепить на твёрдом фундаменте, на скалах. Единственный способ — пустить кабель поверхностью льда, по снегу. Да, заданьице не из лёгких, — подытожил старшина. — Оно бы и ничего, если бы не тот чертяка, что антенны стережёт...»
Он снова огляделся. Среди небольших заснеженных горбов виднелись мачты. Торчали они, казалось, совсем рядом, за каких-то десять метров. Но так только казалось. Он энергично заработал руками, и лыжи легко понесли его вперёд, но мачты продолжали маячить впереди на том же расстоянии.
«Сорок минут туда, сорок обратно, сорок на работу... И десять на непредвиденные обстоятельства. Два часа десять минут... Должен успеть. А место немец выбрал что надо. Природа будто ожидала его. Площадка почти ровная, и размер подходящий... Мачты, конечно, запараллелены... Да и вся система, видимо, параллельная, разве ж они дураки?.. Грохнуть бы всю связку кабелей, и делу конец... Но нам ещё понадобится передатчик... Значит, одну передающую антенну... На которую он показал? Вот она, вторая — слева... Надо её сберечь. Они обязательно попробуют отправить всё это к такой-то матери, когда осиновый кол пронзит грудь. А мы им... кукиш с маком... Слишком отклонился вправо. — Он приподнял голову. — ...Немного впереди вроде впадина... неглубокая, но сгодится... У подножия каждой антенны навалены камни, чтобы не попадали... Растяжки тоже укреплены... Где этот гад? Вон торчит... у четвёртой мачты. Гансы повысили бдительность. С чего бы это?.. Когда в первый раз присматривались, здесь поста не было. Мы его не учитывали... Теперь мне расхлёбывать. Вот супостат, ни одной секунды на месте не стоит, это усложняет дело... Незаметно подобраться ко второй мачте не получится. Это просто невозможно. Часовой обязательно заметит».
Старшина замедлил движение. Остановился. Прижал лоб к лыжам.
«А если его прикончить? Подползти незаметно? Даже если это удастся, то поднимут шухер в бараке, он же на виду... Рискованно — вмиг поставят всех на ноги. Будь он неладен!»
Он снова поднял голову. До ближайшей мачты оставалось метров сто.
«От мачты к бараку тянется провисший трос. Чтобы не заплутать, когда начнётся метель... Даже красным отметили. Если бы ещё и проводок, ведущий к заряду, пометили, я бы этому Айхлеру свои сто грамм отдал. Пусть бы накатил, гнида, за нашу победу».
Ветер швырял в лицо колючие снежинки, мешая ему осматриваться. А где часовой? Старшина напряжённо озирал скалы, темневшие неподалёку. Никого! Он продолжал терпеливо выжидать.
«А там что-то шевелится... Этот маленький Гитлер почти сливается со скалой... Лицом вправо, от ветра... А что, если?..»
«Стоит рискнуть. Другого способа не вижу. Теперь — быстрее! А то, если и дальше так, то уложусь не раньше, чем наши возьмут Берлин».
Он царапал лыжами лёд, прижимаясь к ним подбородком. Отыскивал малейшие бугорки, трещинки, ямки. Руки устали, ломило спину, дыхание становилось всё прерывистей.
Часовой стоял затылком к нему. Видно было лишь верхнюю половину его массивного, закутанного во что-то меховое, туловища. Чтобы ускорить движение, старшина слегка приподнялся и, что есть силы отталкиваясь руками, промчался десять метров. Часовой пошевелился. Пришлось вжаться в промоину и замереть. Часы показывали пятнадцать пятьдесят.
«Долго эта канитель тянется, долго... Ещё метров сорок... Лишь бы только распределительная коробка была на месте...»
Теперь он старался выйти на последний отрезок пути так, чтобы между ним и часовым была здоровенная куча камней, громоздящаяся у подножия мачты. За ней можно было спрятаться.
Он приближался к безопасной зоне, ещё усилие — и полностью исчезнет из поля зрения часового. И тут немец оглянулся.
Немец пристально смотрел в направлении старшины. Потом медленно двинулся навстречу. «Сейчас как шарахнет!.. — промелькнуло в голове. Только не шевелиться... замереть... Слышно тиканье часов... Во рту привкус талого снега. Сколько ещё секунд?.. Вот, на ловца и зверь... Когда это было, чтобы старшина Лукашевич боялся смотреть смерти в лицо!»
Он повернул голову навстречу часовому. Кинжал удобно лёг в горячую ладонь, готовый в неуловимую долю секунды пересечь расстояние, отделявшее немца от старшины. «Вот он подходит. Ближе... ближе... Промаха не будет. Но будут те доли секунды, за которые немец может нажать на спуск... Расстояние всё- таки приличное... Ну?..»
Но немец наклонился, подобрал что-то в снегу и, опять повернувшись спиной, поплёлся к своей нише в камнях.
«Ну, цыпа! Нервы потрепать вздумал!» — и каменные морщины на лице старшины разгладились.
Когда прижался к каменной куче, то почувствовал себя, наконец-то, в безопасности. Здесь он был недосягаем для часового, хотя тот и мёрз в каких-то десяти-пятнадцати шагах от него.
Распределительная коробка, выкрашенная в белый цвет и слегка припорошенная снегом, была на месте, там, где ей и положено быть, между двумя камнями, и он быстро нашёл ее и открыл. Обнаружил и провод, тянувшийся к заряду. К немалому удивлению старшины провод действительно был помечен, хотя и без этого тянулся отдельно от жгутов и разъёмов. Только маркировка не красная, а голубая.
«По-хозяйски сделано... Да и от кого прятать? От нас? Так они нас здесь не очень-то и ждали... Разве что на всякий пожарный?»
Его пронизало мимолётное искушение перерезать провод ножом, но Батя строго-настрого предупредил, что этого делать нельзя — разрыв электрической цепи мог поднять тревогу. Старшина с мрачным спокойствием вытащил из-за пазухи приготовленную ещё на Большой земле небольшую толовую шашку, вставил детонатор, подсоединил шнур. Оценил расстояние. Взрыв не должен быть чересчур сильным. Кабели и антенна должны остаться в целости и сохранности, иначе всё теряет смысл.
«Ну, вперёд!»
Он легонько сжал зубами верхнюю часть запала, освобождая где-то внутри кислоту, которая за полтора часа разъест маленький крючок, и ударник сделает свое дело.
«Вот так. Чего меня сюда, в конце концов, послали, — зубы скалить, или как?!
Немец так и стоит, стережёт.
«Теперь бы только по-тихому свалить отсюда...»
51
Они выжидали. Щербо наблюдал за объектом, осторожно высовывая бинокль из-за выступа. Группа рассредоточилась прямо над немецким постом, разведанным ими в минувшие сутки и который Щербо рассматривал как стратегический пункт заключительной фазы операции. Скрытно выполнив далёкий обходной маневр, спецгруппа вплотную приблизилась к противнику. Бойцы спрятались в нависших над обрывом скалах, едва удерживаясь на узких полках и карнизах. Джафар и Назаров — за три метра над входом, Гаральд и Ткачук — чуть выше, справа. Они ждали.
План вызрел давно, и сейчас Щербо неспешно обдумывал положение дел, всё больше убеждаясь, что выбранный способ действий правилен. Нигде не нашёл ошибок и начал думать о пленном.
«Не нравится он мне. Даже сформулировать трудно, чем именно... А ты попробуй. Ну, во-первых, я ни на грош не верю в его измученность и немощность. Он явно бережёт силы. Выжидает, следит за каждым из нас, оценивает... Хитрая сволочь. Дать информацию и выполнять приказы — этот путь он отверг,
