нацеленные на тебя чужие стволы. И ты идёшь в эту западню, сдерживая дрожь и отгоняя прочь бередящие мысли о растворённой в воздухе опасности, как будто тянет тебя туда какая-то неведомая сила.
— Тьфу, чертовщина... Поджилки трясутся, Рома?.. Это от того, что гансы стволы наставили, — успокаивал он себя. — Самое время нашему гауптману голос подать, — и он быстро приблизился к пленному.
Угрозу от пулемёта своих гауптман Айхлер чувствовал на расстоянии. Подспудная тревога, охватившая, когда он увидел реакцию товарищей по оружию на их появление в зоне видимости, усилилась, как только из барака вышел офицер. Айхлер легко узнал в нём Гревера. Потом увидел, как Гревер, оправдывая его подозрения, которые он сейчас гнал от себя, боясь им верить, оторвался от бинокля и стремглав бросился к пулемёту, оттолкнул стрелка и сам прильнул к прицелу.
«Он заметил меня. Он узнал... — Страшная мысль обожгла его: вот удобный момент для сведения счётов! Фельдфебелю Рану не удалось, так что же может помешать сейчас?..» — Айхлер вздрогнул, холодные мурашки поползли по спине, а в груди всколыхнулось что-то тошнотворное, что противной одурью поползло в голову.
Айхлер почувствовал, что способен с рёвом кинуться на своего врага в вермахтовском мундире. Но... обстоятельства были против него. Шансов на спасение — ни одного. Он это понял едва Гревер кинулся к пулемёту. Враз Айхлер, непреклонный, жестокий, почувствовал себя жалким, беззащитным и ничтожным в этом холодном и бесконечном снежном безмолвии. Ствол был нацелен прошить его горячим свинцом, только для этого и ничего другого. Айхлер вздрогнул. Нужно что-то сделать, предупредить, остановить...
Он рванулся вперёд. Но его крик застрял в горле...
Густой морозный воздух разрезала пулемётная очередь. Струя свинца разрубила пространство слева от основной группы и ударила по гауптману, старшине и Сиротину. Волна оглушительных звуков бросила людей на лёд.
Огненные трассы низко стелились над ледником. Но вскоре сквозь клубящуюся снежную взвесь ужасающие огненные трассы потянулись прямо к ним.
«Сорвалось? Почему? Неужели немец догадался?..»
Щербо падал в снег, кувыркался, переползал, а башку раздирал вопрос: «Почему? Что не сработало?!»
Пули били рядом, разбрызгивая осколки льда. За спиной кто-то остервенело матюкался.
Всё укрыла снежная круговерть. Метель — на счастье или...
Начинать атаку в таких условиях было безумием. Они обрекали себя на бессмысленную гибель. Либо от пуль, либо от метели.
Поэтому они сделали единственно возможное, что можно было успеть до того, как метель набёрет силу, — попробовали вернуться туда, откуда начали свой последний, как им казалось, бросок — на пост.
Немцы прекратили стрельбу — снежная завеса разделила врагов. Положили на лыжи раненого в ногу Назарова и убрались, пока метель не разошлась так, что ни зги не видно. Щербо немного задержался, время от времени пуская поверху короткие трассеры. Трассирующими пулями он показывал направление старшине.
Быстрее, быстрее! Злость на себя и на фашистов рвалась наружу, но Щербо подавлял эмоции и продолжал плавно и расчётливо нажимать на спуск.
55
Рядовой Фердинанд Альфертс ощущал себя героем — он предотвратил вторжение красных! Одного свалил прямо с верёвки, и, хотя второй исчез бесследно, майор Гревер представил Альфертса к награде. И не к какой-то задрипанной медальке, а к Железному кресту!
Приподнятое настроение Фердинанда омрачил фельдфебель Гайзер, приказавший ему вместе с Куртом Гайсом отремонтировать чердак.
— Так я же, господин фельдфебель, только-только сменился...
— Молчать! Тот косоглазый успел там такого натворить, что не до разговоров! Ковырялся, видать, с полчаса. А вы где были всё это время, хотел бы я знать? Сопли на кулак наматывали? Вам бы для караулки ещё чистое белье и мягкую перину выдавать! Будь моя воля, я бы не то, что Железный крест не дал, а и на гауптвахту вас посадил.
«И таки засадил бы, гад!..»
Альфертс торопливо проглотил кружку жиденького, но очень горячего кофе и полез на чердак.
«Да ладно, не тужи, солдат. Обязанность фельдфебеля — глотку драть и придираться, а наше дело телячье. Хорошо, хоть живым остался. Да и смену свою не достоял».
Курт приволок лестницу, и вдвоём они управились за какой-то час. Гайс до войны плотничал в Гамбурге и для него это была привычная работа, даже в охотку. Если бы не холодина, можно было бы не торопиться, потянуть время. Рубанок держать в руках гораздо приятней, чем автомат. Но ветер усиливался, и снег, сухой и твёрдый, болезненно сёк лицо.
Когда Альфертс завинчивал последний шуруп, закрепляя новый засов, вдруг послышалась стрельба.
«Кто это шпарит? Наш МГ... Неужто красные опять напали?! Совсем обнаглели. Этих головорезов здесь, наверное, целая сотня! Ещё и не одна...»
Сверху он видел, как Гайс быстро собрал инструмент и метнулся за угол. Покоряясь порыву — быть там, где заваривается каша (таким уж он был человеком) Фердинанд Альфертс спрыгнул с лестницы и бросился вдогонку за Гайсом. Когда они вдвоём подбежали ко входу, то увидели начальника экспедиции, припавшего к пулемёту и щедро поливавшего звонкими очередями караульную смену. Рядом с майором торчала оторопелая пулемётная обслуга. Гайс и Альфертс присмирели.
Майор распрямился, свирепо пихнул кулаком пулемёт, повернулся к первому номеру — это был долговязый Рюдлофф — и закричал:
— Почему не выполняете команду?! Вы что, не видели, что это красные?! Отсидите десять суток, когда вернёмся. А теперь забирайте это дерьмо, — он ткнул пальцем в сторону пулемёта, — и немедленно в барак!
Только сейчас он заметил Гайса и Альфертса.
— Что вы тут забыли?
— Ремонтировали чердак, господин майор, — позволил себе выкрикнуть ефрейтор Гайс.
— Быстро внутрь! — прохрипел майор и, повернувшись к скалам, уже отчуждённо, словно самому себе, сказал: — Сейчас здесь опять начнётся ад... Холодный белый ад... — и первым зашёл в барак.
— Ты лестницу забрал? — спросил Гайс.
— Не задавай идиотских вопросов. Разве не видел, что нет?
— Тогда дуй скорее назад. Оставь её в тамбуре. А я отнесу инструменты в каптёрку.
Когда, щурясь от ветра и проклиная ненастье, Альфертс завернул за угол, то увидел, что лестница лежит на снегу, а створки окна, которое они ремонтировали, кто-то наглухо закрыл изнутри.
«Кто бы это мог быть? Странно. Может, фельдфебель наложил в штаны и поспешил усилить нашу боеготовность, закрывшись на все запоры? Но на чёрта сбрасывать лестницу вниз? Вот ублюдок!»
Он пожал плечами, подхватил громоздкую лестницу и что есть духу побежал к двери.
Ветер набирал ураганную силу. Начиналась сильнейшая метель.
56
«Майбах-І — Айсблуме. Атакованы группой красных десантников численностью в семь человек. Среди
