И уже в глубине парка спросила Олега, почему он в Ровно.
— В последние два дня в Луцке участились облавы. Окружают целые районы и проверяют всех жителей. Того, кто окажется без документов, забирают вместе с хозяином. Со мной приключилась история, после которой ничего не оставалось делать, как уйти из города. Вспомнил, что в Ровно есть друзья, и вот...
История, приключившаяся с Олегом, взволновала Нину. А началась она вот с чего...
Каждое воскресенье Олег Чеповский, он же военнопленный Харченко, приходил на пункт регистрироваться. Однажды, возвращаясь с пункта, Олег встретился с двумя вульгарными, до безобразия напомаженными девицами. Одна из них в упор посмотрела на Чеповского и тут же с возмущением прокричала:
— Смотри, Мара, по городу еще ходят иуды!
Как назло, поблизости оказался полицейский.
— Задержите! — надрывно закричала Мара, показывая рукой на Олега.
Блюститель «нового порядка» был рад случаю отличиться.
— Кто такой? — грозно уставился на парня.
— Харченко, инвалид, — ответил Олег.
— Знаем мы вас! Пойдем, там разберемся!
Вокруг собралась толпа. Полицейский злобно толкнул Чеповского.
Никто не заметил, как к толпе приблизился гестаповец. Он сердитым тоном спросил:
— Что тут происходит?
— Господин офицер, женщины утверждают, что это — иуда! — доложил раскрасневшийся полицейский.
— Болван! — резко обругал полицейского офицер. — Военнопленного знают наши работники. Марш!
Пальцы полицейского разжались. Обидно, а думал, попалась такая добыча... Но приказал немец.
Чеповский, не мешкая, удалился от этого злополучного места. Взволнованный, пришел к Наташе Косяченко. Подробно рассказав об уличном происшествии, подчеркнул:
— Во всяком случае, так мог поступить только хороший человек.
— Говоришь, высокий? Светловолосый?
— Да.
Офицер был один?
— Я тогда растерялся и не помню, как он оказался подле меня. Кажется, подошел один. Но я отчетливо расслышал, как женщина, донесшая на меня, сказала подруге: тестаповец.
Наташа вспомнила Пашин рассказ о гестаповском переводчике. Неужели он? Так смело... На виду у всех!..
Чеповский остался ночевать у Косяченко. А утром он обратил внимание, что за ним следят.
Как же быть, Наташа? За мной следят.
— Да, все получается некстати, — с беспокойством ответила Наташа. — Где же тебя упрятать?
Наташа пришла к Галушко и объяснила ситуацию.
— Девушка, которая у меня живет, уехала к родным в село. Пусть приходит, перебудет здесь, — предложила Мария Григорьевна.
Но через два дня квартирантка возвратилась. Тогда Галушко проводила Олега к Паше Савельевой. У нее он тоже не смог долго задерживаться — накануне прибыли сюда связные партизанского отряда. Пришлось тайком перейти снова к Наташе. Но в ту же ночь к ней нагрянули жандармы. Чеповский, босиком и полураздетый,
успел по винтовой лестнице выбраться во двор. На рассвете Олег вернулся обратно.
— Как поступить с Олегом? — беспокоилась Наташа.
По совету Савельевой Наташа пошла к знакомому шоферу и попросила у него помощи. Чеповский поехал в Ровно в полной безопасности на военной машине. Но в Ровно Олега ожидала неприятность. У знакомых нельзя было останавливаться, так как за ними установили слежку. От них он узнал важную для подпольщиков новость, что в тюрьме произошел бунт и Обновленный оказался в числе зачинщиков. Он до конца держался стойко, никого не выдал. Об этом нужно было быстрее известить друзей из Луцка. И как Олег был рад, что встретил Нину Карст.
Нина свела Чеповского со Спокойным, который помог ему в тот же день переправиться к партизанам.
ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ
На квартире Савельевой Наташа Косяченко, Шура Белоконенко и Паша обсуждали план операции, в котором главная роль отводилась Анне Остапюк.
В ожидании Измайлова боевые подружки вспомнили школьные годы, своих учителей, любимых поэтов.
— Как-то на вечере я читала стихотворение Маяковского «Ленинцы». Оно написано про нас, — мечтательно Сощурила красные от недосыпания глаза Паша. — Послушайте:
— Да, ты права, — согласилась Шура. — Только не всегда мы тем мерилом Ильича пользуемся. Духу не хватает.
— Ничего, понемногу научимся, — уверила Паша.
Речь зашла о разбитых войной надеждах, о страданиях, которые принесли с собой фашисты.
— Неужели они не понимают, что без мечты, без любви, без радости созидания человек не может жить! —> как на уроке, говорила Шура. — А они всего этого лишают людей, да еще и называют такую жизнь «новым порядком»!
— Я боюсь только одного: не продлилась бы такая жизнь слишком долго, — высказала опасение Наташа.
Косяченко глубоко вздохнула и сквозь слезы произнесла:
— Я все думаю о тех, кто на фронте, в окопах. Трудно им там...
Паша и Шура подсели ближе к подруге. Да, ей во много раз тяжелее с двумя детьми...
Открылась дверь, и Паша бросилась к Виктору Измайлову.
— Как ты рискуешь, Виктор! Я так боюсь, что тебя выследят. Куда спокойнее было, когда ты был на легальном положении. Ну, проходи, дождемся Громова и...
Придвигая Виктору табурет, Паша заметила на ею лице бледность и какую-то растерянность.
— Что с тобой, Виктор?
