- А как это, исповедь?
Рассказываю. Советую не тянуть, пойти сразу же. И всё поведать. Про Христину, про аварию, про коттедж, про клетчатые баулы.
- Не смогу. Я в церковь боюсь заходить, меня оттуда какая-то сила гонит. Хотя очень хочется, если честно. Если бы с кем-нибудь...
- Вы бываете в Москве, давайте пойдём вместе.
- Спасибо. Можно я позвоню вам?
Она нервно ищет на столе зажигалку и уходит курить. А я опять смотрю в окно и вижу вдалеке, на небольшом взгорочке красавицу церковь. Купола синие, кресты золотые. Крещусь и успеваю попросить перед мелькнувшим Божьим храмом вразумления заблудшей и несчастной душе. Саднит она, ноет нестерпимо, и никакие дорогостоящие пластические операции не исцелят эту боль и не зарубцуют эти раны. Никакая манящая цель не отвлечёт израненное сердце. Не обрадуется и не возликует оно, ликование ведомо только покаявшемуся сердцу.
Столько лет жить без покаяния! Как больно и как тяжело. А может быть, та авария на полном ходу благополучия и довольства была единственной остановкой в пути и Господь управил ради спасения души потерпеть боль физическую? А душа-то не вразумилась, душа помчалась дальше догонять ускользающие горизонты, преследовать желанную цель - вернуться в былое. Да разве можно вернуться во вчера? Духовный закон был дерзко нарушен, и как результат - серьёзный сбой в налаженном пути. Уход мужа, беда с Христиной, запои и поиски сиюминутных радостей. Баулы... Ими забиты полки, они и здесь, в купе, занимают не принадлежащие им места, места людей на верхних полках. Смотрю на них и чувствую, как враждебны они, будто чуют, что о них идёт речь. Маленькое тельце, оставленное в больнице ради собственной пощады- так легче забыть. Забыла? Нет, помнит, иначе не плакала бы так горько и так устало. Ведь детская ангельская душа, возлетев в обители неба, плакала и плачет о материнской неизбывной боли. Пощади, Господи, эта боль непереносима. «За что мне это?» - кричит вопрос. И ответ кричит, да только надо захотеть его услышать. И содрогнуться, и припасть к милосердным коленям и вымаливать себе пощаду. Как всё страшно, как всё непросто и как всё промыслительно.
- Не бросайте меня...
Валентина принесла в купе сигаретный дух на крашеных волосах и развесёлой футболке.
- Не бросайте меня...
- Не брошу, - обещаю.
А что ещё я могу сказать своей случайной, неслучайной, попутчице? Рассказываю ей о Троице-Сергиевой Лавре, мы договариваемся, что она оставит на вокзале свои баулы, мы поедем к преподобному Сергию исцелять душу и укреплять дух. Пойдёт на исповедь.
- Страшно...
- Страшно. Но другого пути нет.
Дарю Валентине свой маленький дорожный молитвослов. Со стихами на последней странице. Я писала их гелевой ручкой, убористо, чтобы поместились. Пушкин. «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана...» Унылое сердце не видит выхода, не видит смысла, не видит спасения. Но мудрый современник Пушкина митрополит Филарет спорит с ним: «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога нам дана...» Два стихотворения. Уныние и вера. Тоска и надежда. Погибель и спасение.
Мне скоро выходить. Через час Верхотурье.
- Не бросайте меня...
И вдруг я понимаю, что через пять дней буду опять ехать в этом поезде, даже в этом вагоне, вот обратный билет, вагон третий, место семнадцатое.
- И я через пять дней обратно в Москву. Этим же поездом. Билета нет, но я найду вас.
Радуемся скорой встрече.
