лилиями?»
Но Ветка, оказалось, все предусмотрел. Лилии он обмотал бечевкой и привязал к себе, так что обе руки у него опять были свободные.
Назад он плыл медленнее: то ли все же устал, то ли мешали цветы, которые он старался не помять. Приплыл он не к тому месту, где оставил футболку и брюки, а несколько левее. Теперь, чтобы добраться до своей одежды, Ветке нужно было идти мимо кустов, в которых прятались Жора и Мамалыкин.
«Не наткнулся бы», — забеспокоился Жора и еще плотнее прижался к земле. Он был первый на пути у Ветки.
Когда Ветка подошел уже совсем близко, у Копытина вдруг страшно защекотало в носу. Он покрутил головой, сделал несколько глотательных движений — все напрасно. Жжение в носу дошло до такой степени, что Жора понял — быть беде: чихать тихо физрук не умел. Он попытался зажать нос рукой, но неуправляемая, почти сверхъестественная сила отбросила Жорину руку, и громовое «апчхи!» прокатилось по реке.
От отчаяния Жора даже зажмурил глаза. Но тут позади него что-то затрещало, и из кустов вылез Мамалыкин.
— Шпионил? — подскочил к нему Ветка.
— Да ты что! Просто пришел искупаться, — и Мамалыкин деланно чихнул. Только куда этому чиху было до Жориного. — Холодновато, а? — проговорил он, потирая руки.
— А чего в кустах сидел?
Но Борька быстро нашелся:
— Переодевал плавки.
— Даже расчихался.
— Ага! — Мамалыкин снова чихнул и полез в воду.
— Ты купайся, а я побежал. Скоро подъем, — Ветка стал натягивать брюки.
— Подожди меня.
— Времени нет.
— Ладно, давай. Я тебя догоню.
— Догоню… Это еще бабушка надвое сказала, — Ветка заправил футболку, надел кеды и, подхватив лилии, побежал к лагерю.
Мамалыкин вылез из воды и припустил вслед за ним.
Когда Жора и Наташа вернулись в лагерь и шли по одной из аллей, Борька попался им навстречу.
— Доброе утро! — проговорил он, поравнявшись.
— Доброе утро!
— И будьте здоровы, Георгий Николаевич!
— Что это он? — спросила Наташа, когда они отошли.
Жора пожал плечами, будто ничего не понял.
Отряд готовился уйти в поход. И ребята, собравшись перед своим корпусом, раскладывали по рюкзакам сухой паек, миски, ложки, котелки, кастрюли и чайники.
Командовал Ветка. Говорил, кому что нужно нести.
— А ты, — сказал он Булочкину, — мужик крепкий, понесешь хлеб.
Булочкин недовольно покосился на рюкзак с хлебом: это был, пожалуй, самый тяжелый рюкзак, и спросил:
— А сам ты что понесешь?
— Я? Вот, пожалуйста, — Ветка показал на рюкзак с огромной кастрюлей. — Видишь, какой рюкзачище.
— Зато легкий.
— Ты что, Булочка, недоволен? На обратном пути поменяемся.
— Ну, если так… — неуверенно начал Костя. — Тогда…
Но тут все грохнули, и Булочкин понял, что его дурачат.
— Постой, — сказал он, — ведь мы съедим весь хлеб.
— Нет, — покачал головой Ветка, — я не съем и Мамалыкина тоже попрошу, чтобы не ел…
Все опять засмеялись.
— Не пойдет, — сказал Булочкин. — Ищи кого другого.
— Ребята, так нечестно, — поддержала его Неля Синицына.
— Ты что, может, хочешь, чтобы девчонки за тебя несли? — Ветка насмешливо посмотрел на Булочкина. — Попроси вон тогда Чучкину или Синицыну…
— Или Бережкову, — ввернул кто-то.
Ветка немного замялся.
— Кстати, где Бережкова? — спросил Тигран Саркисович.
— Наверно, где-нибудь у зеркала красоту наводит, — заметил Теоретик.
— Ка-а-тя! — закричали девчонки. — Ка-а-тя!
Никто не отозвался.
— Ждать не будем, — сказал Тигран Саркисович. — Пусть потом на себя пеняет.
— Как не будем! — воскликнула Катя, неожиданно появившись перед ребятами, и тут же спросила: — Все собрались?
— Все, — ответила Чучкина, — кроме тебя. Где пропадала? — она подозрительно взглянула на Катю, у которой одна рука была спрятана за спиной. — А что у тебя там?
— Заявка на концерт, — улыбнулась Катя.
— Концерт?
— Заявка?
— Какой концерт?
— Когда? — посыпались отовсюду вопросы.
— Внимание! — Катя Бережкова сделала шаг вперед. — Нач-ч-инаем наш концерт. С первым номером, «Танец маленьких лебедей», выступит Неля Синицына, — с этими словами Бережкова сунула за спину другую руку, выхватила почтовый конверт и стала размахивать им над головой.
— Отдай, — подскочила к ней Синицына.
— Нет уж, вначале попляши. Публика ждет.
— Тра-та-та, та-та-та-та-та. Тра-та-та, та-та-та-та-та… — стала напевать публика «Танец маленьких лебедей».
Неля принялась шутливо прыгать, размахивая руками.
— А теперь, — снова заговорила Катя Бережкова, вручив письмо Синицыной, — с танцем «Казачок» выступит… заслуженная артистка пионерлагеря «Ромашка»…
— Ну, ладно, не тяни, — не выдержала Леночка Чучкина, — говори, кто.
— Заслуженная-презаслуженная артистка… Неля Синицына.
— Как, сразу два письма? — спросил Булочкин. — А мне нету?
— Пишут. Ну, Нелюша, пляши еще раз. Ножками, ножками!
В том, что Синицына получила сразу два письма, не было ничего удивительного. Со своим отцом (а он был капитаном-речником, водил по Волге большой белый теплоход) она договорилась так: писать они будут друг другу через каждые пять дней. То ли по вине почты, то ли еще по какой причине письма от отца чаще всего шли с опозданием, а не ровно через пять дней, как хотелось бы Неле. Но бывало и так, что письма приходили к ней одно за другим, а вот сегодня она получила сразу два.
Сама же Неля старалась не нарушать уговора, тем более, что отец всегда сообщал, в каком городе и
