то Александра Рубашкина (печатающегося, увы, и в «Неве») чествуют. Юбилейные, пятые, номера «толстяков» я, естественно, только упомяну. Зоолетие было общим бедствием, и «Звезда» с «Невой» не несут за него ответственности. Зато за всё остальное, что они печатали, и печатают, и собираются печатать… Дождь идёт, шёл и собирался пойти, уточнили бы любители литературного декаданса. «Был ли Тарас Бульба антисемитом и что по этому поводу думал Николай Васильевич Гоголь?» — так называется статья питерского переводчика-графомана из семинара Татьяны Гнедич Георгия Бена, тридцать пять лет назад свалившего за бугор («Звезда», № 7). Здесь же статья о самом семинаре Гнедич другого переводчика-графомана Василия Бетаки, свалившего туда же и тогда же. Что, юбилей Гнедич? Да нет, так нечаянно в один мусорный бак упало. А вот на страницах «Невы» её главный редактор встретил собственного брата-близнеца и обстоятельно, в высшей степени толково, с ним побеседовал. Как Тарас Бульба, попадись ему на разбойном пути Жора Бен… Писать о питерских «толстяках» трудно и скучно. Об обоих. Интересно было бы написать о третьем (не существующем, но задуманном), об актуальном, о подлинном, — о «толстом» журнале нового поколения, острая нехватка которого (и потребность в котором) ощущается едва ли не всеми. Есть питерские прозаики (средних лет и моложе), есть поэты, есть высокопрофессиональные публицисты, критики, киноведы, составляющие костяк интеллектуальной элиты города и ещё достаточно молодые, чтобы не перекрывать кислород идущим за ними; есть единомышленники не в творческом плане (творческое единомыслие неизбежно перерождается в псевдотворческое), но в моральном, решившие соблюдать — и соблюдающие — единые правила игры и единые санитарно-гигиенические нормы литературного поведения. Их журнал не превратился бы ни в помойку, ни в свалку. И, естественно, оказался бы востребован общественностью — в той мере, в какой может быть востребована сегодня литература (а что мера эта достаточна, доказывается практикой нескольких ведущих и наиболее продвинутых издательств). Есть люди, есть произведения, есть идеи… Но есть, увы, и неизбежное отторжение: О каком таком новом журнале вы толкуете, если никому не нужны и «Звезда» с «Невой»? И вообще «толстяки» умирают, если уже не умерли.
В ответ на что вновь и вновь приходится разъяснять: да, «толстяки» умирают или уже умерли, да, «Звезда» с «Невой» не нужны никому, а вот новый — и настоящий — журнал нужен, а может, и не один. Ну, допустим, — возражают в этой точке спора, — но сперва уберите куда-нибудь эту грязь, эту мерзость, эти разлагающиеся останки ископаемых чудовищ. С таким подходом я в целом согласен и даже придал ему однажды каламбурно-афористическую чёткость: «НЕВУ» — в НЕВУ, а «ЗВЕЗДУ» — в П.ЗДУ! Позвольте на этой высокой ноте обзор питерских литературно-публицистических журналов и завершить. И хорошо бы к данной теме впредь не возвращаться в связи с её не только фактической, но и — будем надеяться — формальной исчерпанностью. Надежда как-никак умирает последней, а значит, должна пережить и акционерные общества закрытого типа.
Новые приключения неутомимых
Когда несколько событий или псевдособытий, затрагивающих одних и тех же людей или недолюдей общим числом около десятка, происходят практически одновременно в четырёх культурных столицах Европы, это не может быть простым совпадением. Налицо резкое обострение сезонной активности. А что за сезон у нас на дворе? Очей очарованье, воскликнет оптимист. Унылая пора, вздохнёт пессимист. А в октябре прощай, любовь, напомнит галльский зубоскал в переводе отечественного. И, раз уж речь зашла о стихах и даже отчасти стихами, то вот вам, с позволения сказать, поэза, подытожившая восприятие действительности одним из наших неутомимых, дважды лауреатом Государственной премии России — из ельцинских и из путинских ручек соответственно — Александром Семёновичем Кушнером (другой неутомимый — Владимир Соловьёв — утверждает, будто Кушнера зовут Александром Соломоновичем, однако будем придерживаться официальной версии):
То подводная лодка, то вертолёт, Помещённый с пехотой под небосвод, То в метро какой-нибудь переход, То обрушивается дом, То автобус не вписывается в поворот И лежит под скалой вверх дном, То своими же весь пограничный взвод Перестрелян в краю родном. А уж этих, застреленных у дверей Собственных квартир, по России всей, Сосчитать невозможно, глухих смертей. Тема явно не для меня…
И впрямь, и впрямь… Раньше Семёнович вроде бы не писал о политике. Тем в отсутствие иных достоинств и славился. Что же заставило певца техники супружеской жизни (если можно засунуть крыло, значит, можно и руку) и перелагателя учебника русской литературы для восьмого класса (Баратынский не менее трёх гостей приглашать нам советовал) обратиться к поэтике прямого высказывания? Какое потрясение, какой слом, какая катастрофа, какое торнадо? Жена бросила? Чужие стихи иссякли? Дача сгорела? Во Франкфурт на книжную ярмарку не взяли? Да нет, всё на месте, а во Франкфурте вошёл в почётную сотню «писателей от Министерства культуры».
Причина поэтической метаморфозы и глубже, и прозрачней, чем слёзы былых времён (очаровательный образ из заключительной строфы вышепроцитированной поэзы): Семёновичу заказал подборку стихов — и пообещал заплатить двести долларов — эмигрантский журнал. Мало того что эмигрантский — оппозиционный! Самый что ни на есть подберезовый. А за двести долларов имеет смысл расстараться. И вот тихий лирик, поплевав на мозолистые ручонки, смастерил паровоз (ударное политическое стихотворение, открывающее подборку, как это именовалось в советские времена): про подводную лодку, про вертолёт, про подземный переход, про автобус под скалой вверх дном и даже про пограничный взвод — последнее не столько для рифмы, сколько чтобы особо потрафить предполагаемому заказчику… Так что же, Кушнера купили за двести долларов? Нет, разумеется! За двести долларов купили немножко Кушнера, тогда как контрольный пакет означенного АОЗТ остался у государства, у Путина, у Министерства культуры — и был именно в данном качестве отправлен во Франкфурт. Другое дело, если бы в оппозиционном журнале Семёновичу предложили триста… А там, во Франкфурте, милая дама из издательства «Вагриус» провела круглый стол на тему о русских мемуарах. Главный мемуарист современности и поэтический соперник нашего Семёновича Анатолий Найман держал, как водится, исполненную православного смирения речь. Которую словом и делом прервала ещё одна «ахматовская сирота» — профессор Михаил Мейлах. Слово было лжец, а дело — удар по морде. Не сильный, добавлю я не без сожаления. Далеко не столь сильный, какого Найман (да и чуть ли не любой из литературных фигурантов данной статьи, хоть тот же Семёнович за тот же вертолёт, помещённый с пехотой под небосвод) заслуживает. Да и сам Мейлах — за все пакоста, которые он делал, делает и, очевидно, собирается делать и впредь. Несколько лет назад Найман написал и опубликовал про Мейлаха пасквиль «Б. Б. и другие». Мейлах, конечно, мразь, но и Найман мразь ничуть не меньшая, не сговариваясь, написали два критика — Топоров и Золотоносов. Мейлах объявил, что подаёт в суд на Наймана, Топорова и Золотоносова. Разместил это объявление на пахучих страницах журнала «Звезда». «А за базар ответишь?» — спросил я у соредактора «Звезды» Гордина. «Отвечу», — не моргнув глазом соврал Яшка-холуй, на сей раз на ярмарку не поехавший. Золотоносов, тот заставил «Звезду» принести ему письменные извинения. Где русские мемуары, там и русская дуэль — бессмысленная и беспощадная (что на Франкфуртской ярмарке и было лишний раз продемонстрировано). Именно о русской дуэли — а также о чести, достоинстве, благородстве — сочиняет книги Яков Гордин, когда он не сочиняет про Иосифа Бродского. Про Бродского — имеет право, в юности ходил у будущего нобелеата в шестёрках и бывал регулярно посылаем как на три буквы, так и за водкой (точь-в-точь как его соредактор Андрей Арьев — Сергеем Довлатовым). Про честь и благородство — сомнительно: всякий раз, попав в ситуацию нравственного выбора, Яков Александрович ведёт себя не как столбовой дворянин, а как местечковый шинкарь, в чём, строго говоря, нет ничего противопоказанного на уровне генетическом.
Вот и в эти дни, возглавив жюри «Русского Букера», он бесстыдно пренебрёг лучшими и принялся пропихивать своих. Которых, ясное дело, из внутреннего аристократизма, мысленно именует нашими. Самой своей сейчас стала директор петербургского ПЕН-центра и главный редактор климактерического журнала «Всемирное слово» прозаиня-графоманка Елена Чижова с мениппеей «Лавра», опубликованной, понятно, в «Звезде». Действие романа разворачивается главным образом в звезде у центральной героини,
