преграда уже стояла у боковой стены лифта. Теперь от кабинета их отделяли плечики с одеждой и незапираемая дверца шкафа.
Оставалось ждать. Шеф, по словам Карлоса, встает обычно в шесть утра. В кабинете появляется уже без чего-то семь. То есть часа полтора еще надо сидеть в засаде.
Они опустились на пол кабины и обнялись. Бережной опять начал было уговаривать девушку вернуться домой, но она в зародыше пресекла его поползновения. Потом говорили — так, обо всем подряд. Лана предположила, что родители, наверное, все эти дни наблюдают за ними, волнуются. Даже, может быть, чуть гордятся своей непутевой дочерью. Макар подумал, что о гордости они сейчас вспоминают в самую последнюю очередь. У них хватает других мыслей. Да и его родители, наверное, уже во все мыслимые розыски подали.
Поговорили о Карлосе — выживет ли? Надо было прихватить лекарства из Мидоса, сокрушалась Лана. Макар махнул рукой — все равно бы их потеряли где-нибудь; ничего, если сразу не убили, то должен выжить, у него крепкий организм… Девушка призналась, что хотя мексиканец ей поначалу не понравился, да и вообще, характер у него не подарок, потерять его теперь было бы очень больно. В душе он хороший человек…
— Пока есть время, надо его поднять сюда, — сказал Макар. — Там, конечно, удобнее лежать, но действовать мы будем здесь, и ему лучше быть с нами.
Они съехали вниз. Осторожно, с автоматами наизготовку, прошли в пещеру, спустились к стеклянной будке.
Карлос сжимал в руке пистолет, его глаза смотрели в потолок. Мексиканец умер.
Не застрелился — были бы новые раны, и оружие выронил бы — а умер, скорее всего, от внутреннего кровоизлияния.
Лана всхлипнула.
— Бедный…
Макар закрыл ему глаза. Вот так люди и уходят нежданно-негаданно и для себя, и для окружающих. Только что он был неуязвимым бойцом и их ангелом-хранителем. Казалось, что уж его-то смерть точно не достанет…
— Прости нас, Карлос, — сказал Бережной банальные, но единственно необходимые слова. — Спасибо тебе…
Оставив тело лежать на топчане, они вернулись наверх.
Дальше ждать было тяжело.
3
Дверь в кабинет открылась и хлопнула, паркет заиграл шагами.
— Поймите, Шеф, мы же нарушим контракты, — неожиданно раздался возмущенный голос Брэда. — Часть клиентов еще не достигла безопасной зоны, они подвергнутся модификации. Будут большие скандалы с родственниками…
— Плевал я на твои скандалы, контракты и всех твоих клиентов! — зло закричал Мюллер. — У меня один контракт, будь он неладен. И я должен его исполнить, а он под угрозой! Откуда ждать нового удара?
— Но…
— Их до сих пор не нашли. Пока будем тянуть, они совершат любую диверсию и уйдут, а мы дождемся новых бронированных гостей. Инспектор еще вечером просил меня запустить систему, ты уговаривал подождать. Все, я подождал до утра, пора начинать. И хрен с ним, если кто-то не успеет убежать. Грехи человечества должны сгореть в этой духовке. А мы с тобой, Донахью, как рабочие этой котельной, обязаны разжечь топку…
— Мне известны ваши философские притчи, — стоял на своем профессор, — но вернитесь к реальности. По моим сведениям, еще много очень влиятельных персон не вылетели с материков. Точное время начала операции — это же один из важнейших пунктов договора! Подумайте, что будет. Новая цивилизация начнется с грандиозных претензий, с нами захотят свести счеты…
— Новая цивилизация! — передразнил его Шеф. — Я бы давно уже включил систему, если бы был уверен в стопроцентном результате. А ты все тянул с полигонными испытаниями…
— Все шло по графику. Точно к намеченному сроку.
— Значит так. Сейчас начало восьмого. Даю время твоим клиентам до конца этого часа. Ровно в восемь я запускаю сигналы. Фирштейн?
Брэд в ответ молчал.
— Не трясись, Донахью, — подбодрил его Мюллер. — Я несу за все ответственность. Если у кого-то возникнут претензии, я их всех потом успокою. А сегодня… Как только получим подтверждение о сработке всех ретрансляторов, мы с тобой вылетаем на материк. Лично посмотрю на результат. В намеченном тобою дурацком телешоу я участвовать не буду, сам справишься. Ступай пока к себе.
Послышался скрип обуви о паркет.
Макар вскочил на ноги и бросился из шкафа. Лана за ним.
Ошеломленный Брэд, получивший мощный толчок автоматом, отлетел к стене и завалился на стулья. Бережной, тем временем, подскочил к столу Мюллера и, направив ему в лицо ствол калашникова, нервно крикнул:
— Руки на стол!
Лана нацелила винтовку на профессора.
Мюллер, сильно изумленный, выставил Макару на обозрение кряжистые ладони.
— Вытяни и положи на стол, — повторил Бережной. — Лана, закрой дверь на замок! И отойди от Брэда подальше.
У Макара была своеобразная особенность в проявлении инициативы. Когда он чувствовал, что рядом есть кто-то намного грамотнее и опытнее его в определенных вопросах (как, например, был Карлос в делах военных), и поступающие от него команды адекватны, Бережной без лишних слов становился вторым номером и готов был беспрекословно подчиняться. Когда же не на кого было надеяться в критической ситуации, отсутствовал явный авторитет, он с удивлением отмечал в себе просыпающегося лидера, способного лихорадочно соображать и командовать остальными. Это уже потом он начнет удивляться себе и не верить в себя, восхищаться своими неожиданными поступками или съедать себя за неоправданные глупости. Но в минуты кризисов его натура искала какие-то решения. Такое было всегда в его жизни, мобилизовался он и сейчас. Не Лана же будет думать об их безопасности и тактике дальнейших действий…
— Вот как раз об этом я говорил, — сказал Мюллер Брэду и вернулся взглядом к Бережному. — Как ты этот путь нашел, неугомонный? Карлос, видно, пронюхал. Сам-то он где?
— Сейчас ты скажешь мне код от двери, — кивнул Макар на шкаф. — И от следующей, сдвигающейся тоже.
Шеф снова изумился.
— Донахью, вот откуда он это знает? Это тянет на провал всей операции…
— Коды говори! — повторил Бережной, наставляя на него ствол.
— И автомат русский раздобыл… Кто же ты все-таки есть-то? Может, и вправду, гениально залегендированный агент…
— Коды!
— Да не скажу я тебе кодов. Не для того я полвека с лишним тут просидел.
Макар растерялся.
Но оставалась еще одна надежда. Не сводя оружия с Шефа, он сказал:
— Брэд, говори коды. Нам терять нечего.
Профессор встрепенулся, ответил нетвердым голосом:
— Я не знаю, не знаю. Только Шеф знает.
